— Я тоже читала «Исчезающий Корнуолл», — улыбнулась я.
— Волшебная книга.
Он открыл ее, и она раскрылась на много раз читанной странице. Он прочел вслух:
«Буйное воображение сегодняшнего наблюдателя, бредущего мимо песчаных дюн и островков травы и глядящего в ту сторону, где отмели спускаются к морю, может штрих за штрихом нарисовать картину того, как ярко расписанные корабли с высокими носами, плоскими днищами и парусами на траверзе входят в реку вместе с водами прилива».
Он закрыл книгу.
— Мне хотелось бы уметь так ощущать, но я не умею. Я способен видеть лишь то, что есть здесь и сейчас, и запечатлевать то, как я это вижу.
— Вы всюду возите с собой эту книгу?
— Нет. Я наткнулся на нее в магазине в Нью-Йорке, и, когда прочел ее в первый раз, понял, что однажды, когда-нибудь обязательно вернусь в Корнуолл. Он никогда не покидает тебя. Он словно магнит. И ты должен вернуться.
— Но почему из всех возможных мест вы выбрали отель «Касл»?
Дэниел поглядел на меня с веселым удивлением.
— Почему? Вы считаете, я туда не вписываюсь?
Я представила себе богатых американцев, игроков в гольф, дам, играющих в бридж, аристократический оркестр во время вечернего чая.
— Не вполне.
Он рассмеялся.
— Понимаю. Явно нелепый выбор, но это был единственный отель, который я смог вспомнить, да к тому же я устал. Устал от смены часовых поясов, от Лондона, от всего. Мне хотелось улечься в огромную кровать и проспать неделю. Но, проснувшись сегодня утром, я ощутил, что усталости больше нет. Я подумал о Чипсе и понял, что все, чего мне хочется, — поехать и вновь увидеть Фебу. Поэтому я отправился на станцию и сел в поезд. А потом сошел с него и встретил вас.
— А теперь, — ответила я, — мы с вами вместе пойдем в дом и вы останетесь на обед. В холодильнике есть бутылка вина, и Лили Тонкинс запекла в духовке кусок ягненка.
— Лили Тонкинс? Она до сих пор тут помогает?
— Она убирает дом, а сейчас взяла на себя и приготовление еды.
— Я забыл о ней.
Он снова взял в руки мой блокнот, и на сей раз я не возражала.
— Знаете, вы не только очень симпатичная, но и талантливая, — заявил он.
Я решила не обращать внимания на ту часть фразы, которая касалась симпатичности.
— Нет, я не талантлива. Потому я и работаю у Марка Бернштейна. Мне непросто далось понимание того, что у меня нет надежды заработать себе на жизнь живописью.
— Осознав это, вы поступили очень мудро, — сказал Дэниел Кассенс. — На это способны немногие.
Мы вместе взобрались по склону холма, и солнце светило нам в спину. Я отворила деревянные ворота в ограде из эскаллоний, и он прошел вперед, осторожно, словно собака, обнюхивающая свой путь на территории, которая когда-то была ей знакома. Я закрыла ворота. Он стоял, глядя на фасад дома, и я тоже посмотрела туда, пытаясь увидеть дом его глазами, после одиннадцатилетнего отсутствия. Для меня он выглядел так, словно я знала его всегда. Я видела заостренные готические окна, садовую дверь, выходившую на кирпичную террасу, утреннее тепло. Герани еще цвели в своих керамических горшках, и ветхие садовые стулья Фебы еще не были убраны на зиму. Мы прошли вверх по пологому склону лужайки, и я вошла в дом.
— Феба? — Я открыла дверь в кухню, откуда доносился аппетитный запах готовящейся баранины. У стола стояла Лили Тонкинс и резала мяту. Когда я появилась, она прервала работу.
— Она вернулась домой минут пять назад и пошла наверх, чтобы переобуться.
— Я привела к нам на обед гостя. Это ничего?
— Тут всегда полно еды. А кто он, ваш друг?
Дэниел, стоявший позади меня, шагнул вперед.
— Лили, это я, Дэниел Кассенс.
Лили раскрыла рот от удивления.
— Боже мой! — Она отложила нож и прижала руку к груди, словно у нее перехватило дыхание. — Вы! Вот это да, прямо человек из прошлой жизни. Дэниел Кассенс. Да ведь почти двенадцать лет прошло. Что же вы тут делаете?
— Приехал взглянуть на вас, — отвечал он.
Он обошел вокруг стола и поцеловал ее в щеку. Лили хохотнула и зарделась.
— Вы негодяй. Являетесь нежданно-негаданно. Пусть мисс Шелктон глянет на вас, подождите-ка. Нас думали, что вы позабыли про мы!
Корнуэльцы часто путают местоимения, но с Лили это случалось только в моменты сильного волнения. Ее голос дрожал от возбуждения.
— Вы знали, что она сломала руку, бедняжка? Она все утро была в госпитале, но доктор сказал, что с ней все в порядке. Погодите-ка, я ей крикну.
Она исчезла в холле, и мы услышали, как она кричит наверх, чтобы мисс Шеклтон поскорее спускалась, так как внизу ее ждет замечательный сюрприз.
Дэниел пошел вслед за ней, а я осталась в кухне, поскольку боялась, что зрелище их встречи заставит меня расплакаться. На самом деле расплакалась Феба. Мне еще никогда не доводилось видеть ее плачущей, но то были слезы радости, и они сразу высохли. И все же она плакала. А затем мы все оказались на кухне, я вытащила из холодильника вино, а Лили забыла про свою мяту и отправилась искать бокалы. Так эта встреча вдруг переросла в настоящий праздник.
Он остался до конца дня. Небо, которое с утра было таким ясным, постепенно затянуло облаками, которые нагнал с моря поднимающийся ветер. Время от времени начинал лить дождь и стало прохладно, но все это не имело значения, поскольку мы сидели в доме у огня и часы пролетали в разговорах и воспоминаниях о том, что произошло с ними обоими за эти годы.
Я мало что могла прибавить к их беседе, но это не имело значения. Слушать их было удовольствием не только потому, что я чувствовала, что оба они мне по-человечески интересны, но и потому, что мои личные интересы и моя работа были связаны со всем тем, что они обсуждали. Я знала об этом художнике, слышала о той выставке, видела тот самый портрет. Феба упомянула некоего Льюиса Фэлкона, который ныне жил в собственном доме в Лэнионе, и я вспомнила о нем — выставка его работ проходила в галерее Бернштейна меньше двух лет назад.
Мы говорили и о Чипсе, и это не было похоже на разговор о человеке, который умер шесть лет назад, это было так, словно он в любой момент мог зайти в эту освещенную огнем комнату и присоединиться к нам и к нашей беседе, погрузившись в свое старое продавленное кресло.
В конце концов они заговорили о работе Фебы. Чем она сейчас занята? Дэниелу было интересно, а Феба посмеивалась в своей обычной самоироничной манере и уверяла, что ей нечего ему показать. Однако под нажимом она призналась, что все-таки есть несколько холстов, которые она завершила в прошлом году на отдыхе в Дордони, но у нее не доходили руки, чтобы ими заняться, и они до сих пор свалены как попало под пыльными простынями внизу, в мастерской Чипса. Дэниел немедленно вскочил и потребовал, чтобы она их показала, так что Феба нашла ключ от мастерской, накинула плащ и они вместе отправились их разыскивать вниз, по кирпичной дорожке.