— Эта девушка хочет с вами познакомиться. Она не сводит с вас глаз.
— Найджел, ты просто ужасен.
К своему величайшему облегчению, Джон, наконец, заметил хозяйку дома. Он извинился и с некоторым трудом пробился сквозь толпу в другой конец комнаты.
— Имоджен.
— Джон! Дорогой мой!
Она была очень красива. Седые волосы, голубые глаза, кожа гладкая, как у молодой девушки. Держалась смело, даже вызывающе.
Он вежливо поцеловал ее, потому что она, очевидно, этого ожидала, подняв к нему прелестное лицо.
— Вечер удался на славу.
— Я очень рада видеть вас. Жаль, что Таня не смогла прийти. Она позвонила, сказала, что должна ехать к кому-то в гости за город. Ужасно жаль. Я так мечтала увидеть вас обоих. Ну, ничего, вы приехали, и это главное. Вы уже видели Реджи? Он ждет-не дождется, когда сможет поговорить с вами о таких скучных вещах, как фондовый рынок или о чем-то в этом роде.
Рядом остановилась пара гостей, хотевших попрощаться с Имоджен.
— Не уходите, — сказала она Джону незаметно и обернулась к гостям, расплываясь в улыбке.
— Дорогие мои, вам и впрямь нужно уйти? Очень огорчительно. Я была безумно рада повидать вас. Приятно слышать, что вам понравилось…
Она снова повернулась к Джону.
— Знаете, Джон, поскольку Таня не пришла и вы без дамы, я хотела бы вас попросить занять разговором одну девушку. Она хороша как картинка, так что не думайте, будто я желаю испортить вам вечер. Беда в том, что она почти никого здесь не знает. Я пригласила ее потому, что она дочь наших самых близких друзей, и мне кажется, она чувствует себя не в своей тарелке. Сделайте доброе дело, будьте с ней поласковее.
Джон, которому его мать-американка с детства прививала правила поведения на светских вечерах (Имоджен об этом знала, иначе никогда не обратилась бы к нему с подобной просьбой), сказал, что рад быть полезным, и спросил, где найти девушку.
Имоджен была небольшого роста. Она встала на цыпочки и обвела взглядом гостиную.
— Она вон там, в углу.
Ее маленькая женственная рука, словно тиски, обхватила его запястье.
— Я провожу вас и представлю ей.
Она тут же приступила к выполнению своего намерения, пробираясь между гостями и ни на минуту не ослабляя своей мертвой хватки. Джон волей-неволей следовал за ней, чувствуя себя громоздким кораблем, которого тянет буксирное судно. Наконец они добрались до места. Это, в самом деле, был тихий уголок в комнате, возможно, потому что находился дальше всего от двери и бара, и совсем неожиданно там оказалось место, где можно постоять, свободно двигать локтями и даже посидеть.
— Виктория.
Она примостилась на ручке кресла и вела беседу с пожилым господином, который, очевидно, собирался на какой-то другой прием, потому что на нем был смокинг и черный галстук. Услышав свое имя, она встала, однако невозможно было сказать, из вежливости перед Имоджен или чтобы избавиться от своего собеседника.
— Виктория, я очень надеюсь, что прерываю не самую увлекательную беседу. Я хочу познакомить тебя с Джоном. К сожалению, его девушка не смогла прийти сегодня, и я прошу тебя быть с ним особенно любезной.
Джон чувствовал неловкость и за себя, и за девушку, но продолжал вежливо улыбаться.
— Он американец и один из самых любимых моих друзей…
Откашлявшись и наспех попрощавшись, пожилой господин в смокинге тоже встал и растворился в толпе гостей.
Она по-прежнему крепко держала его за руку. Вполне возможно, что приток крови к кисти уже прекратился, и через мгновение пальцы у него начнут отваливаться.
— Джон, это Виктория. Ее мать — одна из самых близких моих подруг, и когда мы с Реджи в прошлом году были в Испании, мы провели у нее в Сотогранде несколько дней. Удивительно красивый дом.
Она наконец разжала пальцы. Джон словно освободился от наручников.
— Здравствуйте, Виктория.
— Добрый вечер.
Имоджен неудачно выбрала слова. Девушка вовсе не была хороша как картинка. Но от нее веяло безукоризненной чистотой и свежестью, и Джон с некоторой ностальгией вспомнил американских девушек, с которыми дружил в юности. Волосы у нее были совсем светлые и шелковистые; прямые и длинные, подстриженные умелой рукой, они красиво обрамляли лицо. Голубые глаза, правильные черты лица, длинная шейка и узкие плечи. Ничем не примечательный нос и очень примечательный рот — красивый и выразительный, с ямочкой в одном уголке. Такое лицо легко представить где-нибудь на свежем воздухе — у румпеля под парусом или в начале головокружительного спуска на лыжах, но никак не на коктейле в лондонской гостиной.
— Кажется, Имоджен упомянула Сотогранде?
— Да, верно.
— И давно ваша матушка живет там?
— Скоро три года. А вы были когда-нибудь в Сотогранде?
— Нет, но у меня есть друзья, увлекающиеся гольфом, так они ездят туда при каждом удобном случае.
— Мой отчим играет в гольф каждый день, поэтому он решил там пожить. Их дом совсем рядом с полем для гольфа. Отчим выходит из садовой калитки и сразу оказывается у десятой лунки. Все очень просто.
— А вы играете в гольф?
— Нет. Но там есть и другие развлечения. Можно купаться, играть в теннис, ездить верхом, если нравится.
— А что делаете вы?
— Я не часто выхожу из дома, но когда выхожу, чаще всего играю в теннис.
— Ваша мама приезжает в Англию?
— Да, два или три раза в год. Она обегает все художественные галереи, смотрит шесть спектаклей, покупает кое-что из одежды и снова уезжает.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Они помолчали. Тема Сотогранде была исчерпана. Она перевела взгляд на его плечо, а потом снова на лицо, — очевидно, не хотела показаться невежливой. Ему показалась, что она кого-то ждет.
— Вы многих здесь знаете? — спросил он.
— Нет. Вряд ли. Скорее всего, никого, — сказала она. — Очень жаль, что ваша девушка не смогла прийти.
— Ей пришлось поехать за город, как уже сказала Имоджен.
— Да-да. — Она наклонилась, взяла горсть орехов с тарелки, стоявшей на низком кофейном столике, и стала их есть, кладя в рот по одному. — Кажется, Имоджен сказала, вы американец?
— Совершенно верно.
— На слух вы на американца не похожи.
— А на кого я похож на слух?
— На что-то среднее между американцем и англичанином. У вас среднеатлантический выговор. Как у Алистера Кука.
[1]
Он был поражен.