Догадываясь, что люди Верховного жреца рыщут в её поисках по всему городу и предместьям, Фарбис исподволь с опаской огляделась по сторонам и поспешила к снимаемому на окраине города жилищу. Добравшись до места, она быстро собрала всё, что могло пригодиться в дороге. Пожиток, по счастью, у неё было немного, ибо все более-менее ценные вещи женщина продала, предпочитая вырученные за них дебены носить всегда при себе: вдруг придется скоропалительно бежать из города и у неё не окажется времени заглянуть в своё временное пристанище?!
Покинув город, Фарбис торопливо зашагала в сторону Пер-Атума. Хепри вкатил солнечный диск на самую вершину неба, землю окутала нещадная жара, и ей вскоре пришлось накинуть на голову белое льняное покрывало, дабы хоть как-то защититься от палящего зноя. Женщина ещё и сама не знала, зачем направляется в Пер-Атум. Может быть, чтобы увидеть Тутмоса хотя бы издали?.. Ведь приблизившись к нему, она выдаст себя, стражники тотчас её схватят и передадут в руки номарху, а затем – ненавистному Эйе. А уж он-то сумеет получить у мнимой жрицы Хатхор ответы на интересующие его вопросы. И прежде всего: где она прячет Ковчег, урею и доспех?
Размышляя на ходу подобным образом, Фарбис неожиданно почувствовала сильное головокружение и лишилась чувств…
* * *
Дряхлая Сараим, заслышав донесшийся с улицы странный звук, выглянула из своей убогой хижины и увидела распластавшуюся прямо на дороге молодую женщину. Рядом с несчастной валялась плетёная корзина. С трудом передвигая ноги, старуха доковыляла до бедняги и запричитала:
– Великие боги! Что с тобой, дитя моё?! Ох, эта жара способна доконать кого угодно!.. – Попытка приподнять лежавшую на земле без чувств женщину потерпела неудачу, и Сараим беззлобно посетовала: – Эх, совсем я стара стала и немощна… – Оглядевшись и не заметив на дороге, ведущей в Пер-Атум, ни одного путника, она горестно вздохнула: – Ну подожди, дитя моё… Я скоро…
Вернувшись в хижину, Сараим зачерпнула в глиняную чашу воды из бадьи и, ковыляя пуще прежнего, поспешила обратно. Кряхтя и постанывая, она нагнулась над несчастной и смочила ей веки и губы водой. Та медленно открыла глаза.
– Где я?.. – едва слышно спросила незнакомка и, увидев над собой сморщенное старушечье лицо, вздрогнула: – Я умерла?.. Ты – злой демон?
Сараим коротко хохотнула:
– Кем только меня в жизни ни называли – и повитухой, и колдуньей, и старой мошенницей, – но вот злым демоном ещё ни разу!
– Значит, я жива, – облегченно вздохнула Фарбис и, чуть приподняв голову, попробовала оглядеться. – А это твоя хижина?..
Давно заметив на поясе девушки увесистый кошелек, Сараим согласно кивнула и услужливо предложила:
– Идём, тебе нужно хоть ненадолго укрыться от солнца. А если пожелаешь, могу даже погадать тебе на картах Тота[108]…
Фарбис осторожно поднялась: голова ещё слегка кружилась.
– Спасибо тебе, добрая женщина…
Старуха вновь разразилась коротким рассыпчатым смешком:
– А вот доброй женщиной меня не называли уже, почитай, лет сорок!
Подобрав с земли корзину, Фарбис вошла в дом старухи и с порога поразилась бедности обстановки.
– Неужели никто не спешит к вам узнать свою судьбу? – не удержалась она от вопроса.
Сараим хмыкнула.
– Отчего же… Картам Тота люди по-прежнему доверяют, только вот по этой дороге мало теперь кто путешествует. Всех зажиточных ивримов, пасших раньше стада на соседних пастбищах, согнали в каменоломни. Даже женщин – они занимаются там обжигом кирпичей и не вправе покидать селения, раскинувшегося близ места работы…
– Почему же? – искренне удивилась Фарбис.
Старуха скорбно поджала губы.
– Селение ивримов зорко охраняется стражниками номарха. Тамошние девушки и женщины давно перестали приходить ко мне, снабжая в обмен на гадание молоком, сыром, хлебом… Признаться, я и сегодня-то почти ничего не ела…
Сердце Фарбис сжалось от сострадания. Не раздумывая, она откинула крышку корзинки и извлекла из неё прихваченные в дорогу еду и питье.
– Вот, подкрепись…
– Я погадаю тебе бесплатно, доброе дитя, – пообещала Сараим, жадно набрасываясь на кусок запеченного мяса, хлеб с кунжутом и бурдюк с вином.
Насытившись, она обтерла руки о замусоленную домашнюю тунику и заковыляла к стоявшему в углу сундуку. Достав из него колоду карт Тота, вернулась к столу и с необычайной для скрюченных старческих пальцев ловкостью разложила её перед собою.
– Мда-а… – протянула она вскоре и пристально воззрилась на сидящую напротив гостью.
– Что ты увидела? – поинтересовалась та, невольно съёжившись под цепким старушечьим взглядом и затрепетав от волнения и страха.
– Давай условимся, дитя моё, – проговорила важно хозяйка, – что я буду рассказывать, а ты – слушать. А уж соглашаться с моими словами или нет – дело твоё.
Фарбис кивнула и замерла, сосредоточившись. Старая Сараим ещё раз пробежалась испытующим взглядом по изрядно потёртым от времени и частого использования картам, после чего неспешно приступила к их толкованию:
– Пришла ты издалека… И вынуждена от кого-то прятаться… Человек, за которого ты переживаешь, попал в беду… Но ты сможешь помочь ему, если сдержишь обещание… А дальше… Дальше я вижу вас вместе… Однако как-то странно… Вот эта карта, – ткнула она в одну из карт узловатым пальцем, – означает фараона… И отчего-то ты – рядом с ним… Неужто станешь возлюбленной самого фараона? – с сомнением покачала головой старуха. И вдруг, пронзённая страшной догадкой, вперила в гостью многозначительный, проникающий в самую душу взгляд: – Или….
Фарбис похолодела: ей совсем не хотелось причинять зла старой гадалке, но если та вздумает передать её в руки стражников…
– Не волнуйся, я не выдам тебя, дитя моё, – усмехнулась Сараим, словно прочитав мысли молодой женщины. – Ты была добра ко мне, и я отплачу тебе тем же. Тот, кого ты ищешь, находится сейчас в Пер-Атуме. Точнее, в Питуме…
– Я должна увидеть его! – с жаром воскликнула Фарбис.
– Увидишь, непременно увидишь. Но чуть позже… Сначала надо всё хорошо обдумать…
Глава 4
Биридия[109] нервно прохаживался по крытой галерее собственного дома, пытаясь собраться с мыслями. Но, увы, пока ни один из приходящих на ум возможных путей выхода из сложившейся ситуации его не устраивал. Вздохнув, он отправился в молельню, соединяемую с домом все той же крытой галереей, и, опустившись на колени перед изваяниями Тота и Маат, взмолился:
– О, великие боги! За какие грехи вы ниспослали мне столь тяжкое испытание?! Где это видано, чтобы сын фараона надрывался в каменоломне, не разгибая спины?.. Может быть, бывший эрпатор и виноват перед своим отцом, всесильным Аменхотепом III, но почему тот отправил его на исправительные работы именно в Питум?.. – Биридия тыльной стороной правой руки отёр взмокший лоб. – А тут еще вдобавок эта проклятая нестерпимая жара! Слишком уж рано свалилась она в этом году на наши головы… Ох, не к добру все это, ох, не к добру…