Наталья сделала вид, что спит.
Анфиса трижды перекрестилась, достала из-под белоснежного передника склянку с водой.
– Чай, святая вода барыню-то нашу защитит… Нечистого отвадит…
Она брызнула водой около двери и по направлению к барской кровати, сама же входить в спальню побоялась.
– Спи, наша лебедь белая… – сказала Анфиса и затворила за собой дверь.
Вскоре в усадьбе все стихло…
Наталья почувствовала, как от страха и напряжения ночная сорочка пропиталась потом.
«Не ровён час явится вурдалак…» – подумала она и задремала.
…И вурдалак действительно явился. Примерно в два часа ночи декоративное панно, скрывающее тайный ход, отворилось. Оттуда вышел Дракула…
Неожиданно Наталья Сергеевна ощутила холод и дуновение набежавшего воздуха, она открыла глаза – в скудном отблеске свечей около камина стоял призрак. Его серебряные латы зловеще сверкали… На груди отчётливо различался золотой дракон, на голове – крылатый шлем. А вместо лица зияла чернота…
Наталья почувствовала, как сердце ушло в пятки… Она пыталась закричать, позвать на помощь, но язык не повиновался ей.
Увидев, что женщина проснулась, Дракула стал медленно приближаться к ней. Та пребывала в полном оцепенении, раздался лишь сдавленный крик, скорее похожий на вздох отчаяния. Дракула взял маленькую подушку, лежавшую на банкетке около кровати…
В этот момент портьера, украшавшая кровать, отодвинулась: появился Полянский. В правой руке он держал двухзарядный пистолет, а в левой, на всякий случай, дубинку. А вдруг оружие будет бессильно против нечисти? А уж дубинка – верное средство.
От внезапного появления поручика Дракула замер, явно пораженный. Этого было достаточно, чтобы Полянский сразил его метким выстрелом прямо в ногу.
Дракула, не ожидая такого дерзкого нападения, издал протяжный крик и, хромая, попытался скрыться в чёрноте тайного хода. Но не тут-то было. Полянский настиг его и со всей силы огрел дубинкой по голове.
Дракула издал вполне человеческий крик, осел и рухнул на пол, как подкошенный.
– Отбегался, голубчик. Тоже мне – Дракула! – удовлетворённо произнёс поручик и взглянул на графиню. Оцепенение прошло, и женщину уже трясло от страха.
– Как вы, Наталья Васильевна?
– В п-порядке… – полепетала она.
– Тогда посветите мне…
Наталья с трудом поднялась с кровати, накинула халат, взяла подсвечник и приблизилась к поручику.
– Он мёртв?
– Не думаю. Просто без сознания. Посветите, а я осмотрю этого доморощённого Дракулу.
При ближайшем рассмотрении Полянский обнаружил, что латы и шлем заграничного вурдалака, были бутафорские, но весьма искусно сделанные из серебристой ткани.
– Провинциальный балаган… – проворчал поручик. – Что ж, откроем лицо актёра. Вы готовы? Не испугаетесь?
Наталья отрицательно покачала головой.
– После того, что я сегодня пережила, нет. Я хочу увидеть лицо этого негодяя.
– Что ж, воля ваша, – сказал поручик и снял с головы вурдалака бутафорский шлем, а с лица – плотную чёрную вуаль, коей безутешные вдовы украшают свои шляпки.
– Боже мой! Боже мой! Негодяй! Какой негодяй! – негодовала графиня. – А покойный Николай Яковлевич доверял ему!
– М-да… Не ожидал… – задумчиво протянул поручик. – Наш Дракула, не кто иной, как сам господин Берсеньев, управляющий имением.
* * *
Пока доморощенный Дракула пребывал без сознания, поручик обыскал его с особым тщанием, и в одном из потайных карманов обнаружил миниатюрный кинжал-валет, весьма схожий с тем, на который обратил внимание на витрине в рыцарской зале.
Домашняя челядь, разбуженная выстрелом, столпилась на первом этаже дома, у лестницы, ведущей на бельэтаж. Дворецкий, по обыкновению, был мертвецки пьян, ему хоть из пушки пали – не добудишься.
Поэтому прислуга решила отправить к барыне Анфису, чтобы выяснить, что случилось. Анфиса набралась храбрости, перекрестилась и направилась в господскую спальню. Подойдя к двери, она услышала голоса…
Женщина приоткрыла дверь, и увидела, что на полу лежал бездыханный человек, одетый в чудные одежды, над ним стоял господин жандарм, чуть поодаль – барыня, бледная, как полотно.
– Барыня… – вымолвила экономка. – Домашние проснулись… слышали выстрел…
Графиня резко обернулась. Анфиса зажмурилась от страха, готовясь выслушать гневные слова.
– Анфиса… Ты… успокой прислугу, всё в порядке. Господин Полянский подстрелил призрака… – сказала графиня, не думая ругаться.
– Да неужто?! – Анфиса всплеснула руками. – Призрака?..
– М-да… – задумчиво произнёс поручик. – Управляющего имением.
Анфиса округлила глаза.
– Дмитрия Сергеевича?.. – растерянно переспросила она.
– Его самого… – подтвердила графиня.
– Так зачем же он, окаянный, такое злодейство замыслил? – недоумевала экономка.
– Это я и хочу выяснить, – сказал поручик. – Ты, Анфиса, прикажи послать за доктором, как светать начнёт. А то ещё кровью истечёт наш призрак… А покуда принеси водки и чистые полотенца, перевяжу его. Чай, не впервой, на войне приходилось.
Берсеньев начал постепенно приходить в себя. Он пошевелился и издал протяжный стон.
– Что, голубчик, очухался? – саркастически поинтересовался поручик. – Поохотиться решил, да сам добычей стал… Подушку-то зачем в руки взял? Наталью Васильевну задушить хотел?
Берсеньев смотрел на Полянского.
– Нет… Я не хотел её убивать, я хотел пошутить… – он пытался солгать совершенно нелепым образом. – А-а-а! Нога!
– Да, пришлось подстрелить вас. Неудачная шутка, сударь. А ведь я мог и убить…
Берсеньев попытался подняться.
– Помогите мне… Я истекаю кровью… – взмолился он.
Графиня брезгливо фыркнула.
– Негодяй! Он ещё молит о помощи! Ты и Николая Яковлевича также убил!
– Я никого не убивал! – с жаром воскликнул Берсеньев и снова застонал от боли.
В комнату вошла Анфиса, она принесла чистые полотенца и графин водки. Полянский разрезал валетом окровавленную штанину управляющего, промыл рану водкой и перевязал. Затем попытался восстановить предполагаемую картину преступления:
– Итак, вы намеревались задушить графиню подушкой. А затем оставить на её шее при помощи валета рану… Такую же, как некогда вы оставили на шее Николая Яковлевича. Я так понимаю, для большей схожести с семейным приданием Шаховских. Ведь в нём говорится, что молодой любовник графини умер загадочной смертью. Врач нашёл на его шее две запёкшиеся ранки. Затем исчез и сам граф… Крестьяне же решили: полюбовника барыни вурдалак укусил… А в вурдалака сего барин и обратился.