Ляля, Наташа, Тома - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 45

Опять все слова вылетели.

– Вася, – говорит, – уходи от греха, Вася.

От греха! Все нутро в нем поднялось. От греха! О грехе-то ты бы раньше вспомнила, когда хахалю свою… подкладывала!

– Ладно, Саша, кто старое помянет…

Вынул ножик, подошел к ней. Она и не думает прятаться. Стоит, как неживая, только глаза синеют. Попроси меня, попроси, я кому говорю! Са-а-ша! Стоит.

Поднес ей нож к горлу.

– Помогите нам, – сказала она и заплакала.

Под «нам»-то он ее и полоснул.

Хрустнуло под рукой что-то. Нож вошел глубоко, ровно. Она упала ему на грудь, кровь, как из крана. Подхватил ее, обнял крепко.

Оба повалились.

* * *

Бабушка Лариса Владимировна варила клубничное варенье. Кольку заставили читать «Робинзона Крузо». Вслух, с выражением. Мать делала вид, что слушает, а на самом деле не спускала глаз с дороги, по которой отец должен был вернуться из города.

– Ты так, Вера, в сумасшедший дом попадешь, – поджав губы, сказала бабка и сняла пузырящуюся пену огромной ложкой.

Мать не ответила. У матери была мигрень, и голову она обмотала серым пуховым платком. Как только отцовская машина подъехала к дому, мать сорвала с головы платок и посмотрелась в зеркало. Отец вошел тяжело, как старик. Лицо – мрачное, небритый.

– А мы заждались, заждались, – пропела бабка, – я уж говорю: да он сегодня в городе заночует, у него дел-то сколько! А ты приехал!

– Заночевал бы, – злобно ответил отец, – если бы мне жить давали… А то ведь… – И пошел умываться.

У Веры задрожал подбородок.

– Молчи, молчи, – зашипела бабка. – Он – свое, а ты – без внимания. Подите погуляйте, потом спать. Ночная кукушка дневную перекукует…

Сели ужинать. Молчание висело над столом. Зажгли свет. Черные бабочки с выпуклыми глазами жались к огню, осы, шипя, тонули в варенье.

Вдруг заскрипела калитка, и рядом с крыльцом появился Петр.

С того дня, как мать его угощала Кольку яичницей с луком, прошла неделя.

За эту неделю Петрову мать успели зарезать и похоронить. Колька слышал, как бабушка Лариса говорила об этом с соседкой, и видел, сколько женщин в черных косынках и мужчин в кепках – несмотря на жару – шли к Петрову дому со станции мимо их дачи.

Дом, где жили Петр и его зарезанная мать, был через три улицы.

Ни один человек на свете не знал, что Колька успел побывать там в гостях, но, когда четыре дня назад бабка сказала: «Муж убил, сына оставила», он сразу понял, о ком идет речь.

– Тебе кого, мальчик? – спросила бабка.

– Мне его, – сказал Петр и кивнул головой на Кольку. – Выйдешь?

Колька вскочил из-за стола и выбежал.

– Коля! – крикнула мать Вера. – Ты куда? Кто тебе разрешил?

– Я, это, – спохватился Колька, – вот, это друг мой, Петя, у него мать зарезали…

Все трое приподнялись на стульях.

– А ну, идите сюда, – приказал Леонид Борисович.

Колька и Петр переглянулись, но не двинулись с места.

– Я кому сказал? – Леонид Борисович повысил голос.

Они поднялись на террасу.

– Садись, мальчик, – засуетилась бабка Лариса, – чаю попей…

– Не хочу я, – хмуро ответил Петр, глядя в пол, – я попрощаться пришел.

– Уезжаешь? – спросил Колька.

– Тетка к себе берет, в Серпухов, – сказал Петр, – она одинокая, болеет там…

– Так, – сказала бабка тихо, – так это, что, твою маму…

Петр поднял глаза. Кольке показалось, что он ослеп, ничего не видит: из голубых глаза Петра стали белыми, и какая-то в них стояла мутная вода, пленка какая-то.

– Мою, – ответил он.

– Отец ее, что ли, твой? – не унималась бабка.

Петр кивнул и вдруг опрометью бросился вниз по ступенькам, хлопнул калиткой. Колька, не спросившись, побежал за ним.

– Когда вы соображать начнете? – загрохотал отец на терраске. – Кто же так…

Колька догнал Петра у самого поворота, потому что Петр шел быстро, почти бежал, и кулаком вытирал слезы.

– Петь, – крикнул Колька, – обожди, ты куда?

Петр резко остановился.

– Я мамку мертвую видел, – сказал он, плача. – Гроб-то открыли проститься. Она лежит, горло платком замотано. Все равно как девчонка. И тетка говорит: «Шура помолодела».

– А ты? – спросил Колька.

– Я ничего, – задыхаясь, сказал Петр, – я смотрю, и мне ничего. Наклонился к ней, а у нее ресницы – как задрожат!

– Ресницы? – ахнул Колька.

– Ага, – сказал Петр, – словно она хочет глаза открыть, а не может.

Они замолчали.

– Слушай, – Петр вытер мокрую от слез руку о штаны, – я чего пришел? Мамка тогда, когда ты у нас был, сказала, что ты – несчастный. Она все хотела к вам прийти, на родных твоих поглядеть. Она мне сказала, что, если ты им не нужен, мы тебя к нам заберем. Ну вот.

Колька молчал.

– Я пришел, – сказал Петр, – потому что я сейчас уезжаю. Но я потом приеду, когда большим стану, и заберу тебя, хочешь? Будем вместе жить. Как братья будем. Хочешь?

Голос его задрожал.

– Я тебе напишу. Адрес-то ты свой знаешь?

– Знаю, – кивнул Колька, – Мерзляковский переулок, дом шесть, квартира восемнадцать.

– Ладно, – сказал Петр, – я тебе буду письма писать. А эти тебя в два счета отдадут, на фига ты им сдался? – Он мотнул подбородком в сторону Колькиной дачи.

Колька многое хотел бы сказать ему, но что-то не получалось.

– Правда заберешь? – наконец спросил он.

– Правда, – твердо ответил Петр, – ну, до свидания.

– До свидания, – глотая слезы, сказал Колька, – приезжай скорей.

* * *

Луна плыла по небу и качалась, словно ее напоили и она забыла, куда ей плыть. У нее было плачущее сморщенное лицо. Колька подумал, что там, высоко, может быть, тоже живут люди, а раз так, то ведь и они, наверное, умирают, и их хоронят. Может, луна напилась на поминках?

Зa стеной разговаривали отец с матерью. Сначала – негромко, потом мать зарыдала, и тут же раздался грохот, словно кто-то рухнул с кровати, и материнский крик:

– Я тебя не пущу!

– А я тебя не спрашиваю! – Отцовский бас перекрыл все звуки. – Не рви на мне майку!

– У! – отрывисто и хрипло ухнула мать и вдруг закуковала, как кукушка: – Ку-у-у! У-у!

Зажегся свет, и послышалось торопливое шарканье бабкиных тапочек.