— И что вы думаете? Она хочет чего-то?
— Хочет чего-то?
Шкрябанье прекратилось. Йогурт, видимо, кончился.
— Она мне отказала пару раз, врать не стану, но я ведь женат, а для такой, как Люси, это важно. И все-таки, мне кажется, она ко мне неравнодушна… Что она вам обо мне говорила?
Я услышала, как открылась дверца и хлопнула крышка помойки. Потом в раковине звякнула ложка. Потом кто-то печально вздохнул. Моя Жизнь.
— Грэм, скажу вам откровенно, Люси очень хотела бы относиться к вам хорошо, и порой вы ей симпатичны, но глубоко, глубоко, глубоко в душе она уверена, что вы абсолютный идиот.
Я улыбнулась, потихоньку закрыла шкаф и быстро вернулась за свой стол. Я убедилась, что, хоть он и подставил меня в разговоре с Эдной, на самом деле он на моей стороне.
Сотрудники, в первую очередь Грэм, были тихи и трудолюбивы как никогда, и до конца дня меня не уволили.
Дома, лежа в кровати, я знала, что Жизнь не спит — он не храпел. Мысленно я перебирала все, что случилось, наши разговоры с ним и со всеми остальными, и наконец пришла к определенному выводу.
— Ты ведь спланировал все это, верно? — спросила я в темноту.
— Что именно?
— Ты пришел в кабинет к Эдне и сказал ей правду, чтобы я пришла к мысли, что пора перестать врать.
— Похоже, кто-то слишком увлекся контент-анализом.
— Я права?
Молчание.
— Да.
— И что еще у тебя в планах?
Ответа я так и не дождалась. И это было к лучшему.
Глава четырнадцатая
Зря я договорилась встретиться с Мелани. Во-первых, Жизнь всю ночь храпел и не дал мне выспаться, во-вторых, Мелани тусуется в жутко дорогих и выпендрежных местах, которых я давно избегаю. И сегодня она работает в самом крутом клубе города, во всяком случае, в этом месяце он признан таковым. У клуба даже названия нет — куда уж круче. И про него говорят «тот, на улице Генриетты». Смешно.
Это закрытое заведение. Точнее, так оно было задумано, но грабительские цены — за идиотский антураж, призванный убедить посетителей, будто они не в Старом Дублине, а в Голливуде, — привели к тому, что сюда пускают всех без разбора. На неделе заходи кто хочешь, главное, плати втридорога. Но по выходным вход только для тех, кого здесь считают потрясающе крутыми, запредельными и сногсшибательными. Сегодня вечер пятницы — вход только для запредельных, так что у моей Жизни шансы невелики.
Я слышала, модные тусовщики жалуются — с каждой неделей народу здесь все меньше и меньше. Они подозревают, что это примета времени. По мне, так примета времени в том, что шикарный клуб без названия устроили на месте бывших трущоб, самых жутких в Европе. Раньше тут жили нищие, по десять-пятнадцать человек в комнате, и у каждого дюжина болезней. Крысы, вши, уборная на улице.
Я нажала на кнопку и ожидала, что крошечная створка сбоку большой красной двери откроется, а оттуда выйдет гном. Но вместо этого дверь распахнулась и наружу вышел мужик в черном, лысый, как шар для боулинга. На посетителей он смотрел, как Прекрасный Принц, выискивающий свою Принцессу, пока злой папаша не успел женить его на богатой людоедке.
Я его вполне устроила, зато моя Жизнь нет, и в этом заключается горькая ирония: не надо приходить в клуб со своей жизнью. Ее надо оставлять дома, в ванной, рядом с феном и кремом для загара и всеми прочими прибамбасами, с помощью которых можно перестать быть собой.
Шар для боулинга смотрел на мою жизнь так, точно по случайности проглотил кусок дерьма. Жизнь полез было в карман за бумагами, подтверждающими, что он может всюду сопровождать меня, но я его остановила:
— Не надо.
— Почему?
— Не здесь. — И попросила охранника: — Не могли бы вы вызвать сюда Мелани Саакян?
— Кого?
— Диджея Тьму. Мы ее гости.
— Ваше имя?
— Люси Силчестер.
— А его как зовут?
— Космо Браун, — громко ответил Жизнь. Все это его исключительно забавляло.
— Его нет в списке, он идет как плюс один.
— Здесь не бывает плюс один.
Он говорил так, словно в памяти его планшет-блокнота хранятся ответы на все тайны мироздания. И что, интересно, думает его планшетник о пророчествах майя касательно конца света в 2012 году? Или если этого нет в списке, то этого нет вообще?
Охранник подозрительно наблюдал за Жизнью, но тот, ничуть не смущаясь, облокотился о перила, отполированные задницами трущобных детишек, которые сотни раз скатывались по ним, и наслаждался происходящим.
— Это недоразумение. Вы не могли бы позвать Мелани?
— Мне надо закрыть дверь. Вы можете подождать здесь, а он пусть выйдет за ограду.
Я вздохнула:
— Хорошо, мы подождем.
Одна я могла войти в клуб, а вместе со своей жизнью — нет. Жестокий, жестокий мир. Мимо нас прошла компания, и я услышала обрывки их разговора. Этих пропустили без проблем, но что было бы, заявись они со своими жизнями? Клуб оказался бы пуст, вот что. И это тоже примета времени.
Минут через пять дверь распахнулась и появилась Мелани в черном платье размером с носовой платок. Загорелые руки увешаны браслетами от локтя до запястья, волосы собраны в высокий хвост, а скулы смуглые и блестящие, как у египетской царицы.
— Люси! — Она раскрыла руки, чтобы обнять меня.
Я попыталась встать так, чтобы в процессе объятий она не обратила внимания на Жизнь.
— А ты с кем?
Я поспешила внутрь, на ходу представив ей своего спутника. Мелани окинула его молниеносным взглядом из-под густых ресниц. Он даже не заметил, что его успели просканировать, занятый тем, что отдавал свой потертый пиджак гардеробщице. Вешалками в этом клубе служат золотые мускулистые руки, торчащие из стены, и его пиджак гардеробщица повесила на поднятый вверх средний палец. Символично, нечего сказать. Он закатал рукава рубашки и выглядел очень неплохо, но, конечно, его мускулам далеко до золотых.
— Ах ты, скрытная девица, — подколола меня Мелани.
— Да нет, господи. Это совсем не то. — Я аж передернулась.
— А, — разочарованно сказала она и протянула Жизни руку, увешанную браслетами: — Привет, я Мелани.
— Привет, Мелани. — Он сиял, как лампочка на сто мегаватт. — Рад познакомиться, я столько о вас слышал. Я Космо Браун.
— Прикольное имя. — Она рассмеялась. — Это ведь из…
— Да, из фильма. Слушай, Мел, он здесь никогда не был и жаждет все посмотреть, проведи нас везде! — Я изобразила крайнее воодушевление, и Мелани тоже воодушевилась до крайности и торопливо принялась нам все показывать. Куда бы мы ни заходили, мужчины обрывали разговор на полуслове и восхищенно на нее смотрели — дурачки, не по адресу пялитесь, здесь вам ничего не светит.