Когда мэтр Анрах вышел, рассыпаясь в благодарностях, Сварог,
чуточку подумав, подошел к высокому окну, распахнул тяжелую створку и выглянул,
прислушался. На город уже опустилась ночь, окна нигде не горели – градские
обыватели затаились по домам, пережидая смутные времена. Где-то неподалеку
несколько полупьяных голосов красиво выводили «Хромую маркитантку», но, в
общем, было спокойно и тихо – не слышно истошных воплей непорочных девиц, чья
добродетель внезапно оказалась под угрозой, никто не бегает, взывая о помощи и
милосердии, нигде не видно пожаров. Что ж, военачальники добросовестно
выполнили приказ…
Затворив окно, Сварог облегченно вздохнул, потянулся и
сообщил:
– Кто как, а я – дрыхнуть. Ты идешь?
– Да нет, – как-то странно улыбаясь, сказала
Мара. – У меня еще куча дел. Без меня сегодня обойдешься.
Сварог пытливо взглянул на нее, пожал плечами, пытаясь
доискаться до смысла этой загадочной и лукавой ухмылки, но в конце концов
мысленно плюнул и ушел в спальню.
Направился к роскошной постели под тяжелым балдахином, где
по обе стороны изголовья ярко горели корромильские лампы из тончайшего
сиреневого стекла. Если обнаружится, что от прежних постояльцев остались клопы
– выволочка будет лейб-постельничим и гран-камергерам, а не ордена…
Остановился с маху, недоуменно присмотрелся и мысленно
возопил: «Что за черт?»
Поверх белоснежного атласного одеяла смирнехонько возлежала
девушка, очаровательная и незнакомая, с роскошными черными волосами,
стелившимися волной, в тончайшей ночной сорочке, досконально обрисовавшей
великолепную фигуру. Лежала она совершенно неподвижно, вытянув руки вдоль тела,
отчего сначала показалась куклой или маревом-наваждением, которое способны
подпускать иные колдуны (Сварог и сам умел нечто подобное создавать, причем
даже движущееся). Но тут же он углядел, что девушка дышит, темными глазами
повела, уставясь на него напряженно, настороженно.
Он пригляделся получше. И понял, что он все же ее знает.
Именно ее сегодня избавил от общения в амбаре с дюжиной Топоров. Только тогда
она была запыхавшаяся, растрепанная, в мундире без пуговиц, оцепеневшая от
смертной тоски, а сейчас выглядела так, словно над ней долго и вдумчиво
трудились дворцовые искусники, «изящного украшательства мастера», которые,
между прочим, имелись в свите…
Прямо-таки задохнувшись от злости, он вывалился в прихожую,
подошел к Маре, восседавшей на прежнем месте с легкой улыбкой на губах, ткнул
большим пальцем себе за плечо и сдавленным шепотом осведомился:
– Эт-то что такое? У меня в койке?
– Ну, это… эта, – невозмутимо сказала Мара. –
Которую ты от Топоров отбил. А что не так? Ломается? Сейчас исправим…
– Какого черта ты все это затеяла? – спросил он
сердито, едва сдерживаясь, чтобы не наградить боевую подругу смачным
подзатыльником, от коего звон пошел бы на всю ратушу.
Мара недоуменно пожала плечами:
– Мы думали, ты ее для себя приглядел. Ну, и
соответственно… Свистнула я холуев, они ее выкупали, причесали, духами
побрызгали, чтобы найти подходящую сорочку, перешерстили дюжину домов побогаче.
Объяснили, что к чему и какая ей, дурехе, честь выпала. Приятная девочка, бери
да пользуйся. Согласно вековым традициям военных обычаев. – Мара деловито
уточнила. – Так она что, все же ломается? Я ее сейчас воспитаю…
И преспокойно направилась мимо Сварога в спальню.
– Стоять! – шепотом рявкнул Сварог. – Смирно!
Мара дисциплинированно вытянула руки по швам, недоуменно
глядя снизу вверх, словно бы даже с нешуточной обидой. Сварог вздохнул –
длинно, тоскливо, безнадежно. Одно он знал совершенно точно, в который раз
убедился: какие подвиги ни совершай, хоть горы сверни, это все пустяки, а вот
Мару ни за что не перевоспитать, не родился еще тот титан, богатырь, герой…
– Слушай, рыжее чудовище, – сказал он в
совершеннейшем унынии. – Ты когда-нибудь научишься ревновать?
– А смысл? – дернуло плечом поименованное
чудовище. – Все равно я у тебя одна такая, единственная и неповторимая, и
наши отношения прервет только смерть… А если тебе вдруг приспичит завалить
очередную случайную телку – дело житейское, к чему делать из этого драму и
на голове скакать со скрежетом зубовным? Ну, так ты будешь ее пользовать, или
мы зря старались? Иди и присмотрись хорошенько, до чего аппетитная девка.
Главное, начни, а там и не заметишь, как втянешься. Может, мне с тобой пойти?
Советом помочь, поруководить?
Сварог помотал головой, старательно сосчитал про себя до
десяти. Распорядился:
– Стоять смирно.
Вернулся в спальню, подошел вплотную к изголовью.
Очаровательная военная добыча смотрела на него все так же настороженно, с
тоскливой безнадежностью. Спросила:
– Подол задрать, или вы сами?
– А как же гордая несгибаемость? – спросил Сварог
ядовито.
Она сердито поджала губы, после короткого промедления
ответила:
– В конце концов, лучше с одним на атласе, чем с кучей
солдатни. Придется перетерпеть. Король – это все же не так позорно, как если бы
в амбаре с бродягами…
– Логично, – сказал Сварог. – Есть в этом
своя правда… Встать.
– Что? – вскинула она искусно подведенные брови.
– Встать, – сказал Сварог спокойно. –
И шагом марш отсюда. Дверь вон там. Я кому сказал?
Недоверчиво косясь на него, девушка слезла с высокой
постели. Осведомилась с некоторой вольностью:
– Не нравлюсь? Странно, они все так старались…
– У меня есть свои дурацкие предрассудки, –
задумчиво сказал Сварог. – В жизни никого не принуждал. Мне хватает и тех,
что готовы по доброму согласию. Ну, что стоишь?
Нетерпеливо взял ее за руку повыше локтя и повел к двери. В
приемной, хмурясь под насмешливым взглядом Мары, распорядился не допускающим
возражений тоном:
– Найди этой особе приличную одежду и устрой где-нибудь
в безопасном месте.
– Слушаюсь, мой король, – ответила Мара
безразличным тоном.
Прекрасная пленница покосилась на Сварога с задумчивым и
непонятным выражением лица.
– Я вас умоляю, сдерживайте чувства, – сказал он,
усмехаясь во весь рот. – Не нужно бросаться мне на шею и шептать слова
благодарности, равно как и орошать слезами признательности мою богатырскую
грудь. Оставим эти красивости поэтам и романистам.
– Благодушное же у вас настроение, – сказала
девушка с ноткой строптивости.
– А почему бы и нет? – сказал он. –
Благодушен, как все победители.
– А не рано ли?
– Поживем – увидим, – сказал он. – Начало
удачное, вам не кажется?
– Но конец-то всегда в тумане…
– Это местная пословица?