Мама у Сонечки была алкоголичкой, отнюдь не из тех, что
валяются в луже у метро или выпрашивают у прохожих пару рублей на дешевую водку.
Нет, Инга пила в обставленной антикварной мебелью комнате коньяк «Хеннесси»
многолетней выдержки, но суть происходящего от этого не менялась. Утром матушка
прикладывалась к бутылке, вечером храпела на шелковых простынях. Сонечкой никто
не занимался. Правда, сначала у нее имелись няня и домашние педагоги. Но когда
папа Леонид Михайлович понял, что его жена — алкоголичка, он принял решительные
меры. Сначала переколотил в баре все бутылки, а потом отнял у Инги кредитную
карточку. Оставил только тщательно высчитанную сумму на продукты и педагогов
для дочери.
Естественно, деньги на жратву были пропиты в первые три дня
— «Хеннесси» пятнадцатилетней выдержки дорогое удовольствие, следом отправились
и средства, предназначенные для оплаты учителей. Как все алкоголики, Инга
оказалась очень хитра, и Леонид Михайлович оставался в приятном неведении. Он
даже начал думать, что жена бросила пагубную привычку. К его возвращению она
всегда была как стеклышко.
К четырнадцати годам Сонечка попробовала все, кроме наркотиков.
В ее классе «училось» несколько детей, крепко сидящих на героине, и девочка
увидела, что произошло с ними через год. Но это была единственная разумная
мысль в ее голове, потому что Соня курила, пила, перепрыгивала из постели в
постель и появлялась в школе раз в месяц, в основном для того, чтобы поболтать
с приятельницами. О СПИДе, венерических заболеваниях и своей будущей судьбе
девочка не задумывалась.
Олег привез нимфетку в студию. Сонечка с восторгом
восприняла идею стать моделью, и Колпаков отщелкал много пленок. Кстати,
девочка оказалась явно талантливой, могла изобразить перед объективом все, что
угодно, от смеха до бурных рыданий. Олег даже пожалел, что не снимает кино.
Гром грянул в самом конце прошлого года. Колпаков как раз
смотался в Испанию и отвез туда альбомчик, набитый пикантными фотографиями,
главным действующим лицом на которых была Сонечка.
Получив от одного из местных депутатов кругленькую сумму,
Колпаков вернулся в Москву в самом радужном настроении. Через два дня ему
позвонил мужчина и предложил приехать в закрытый частный клуб для получения
заказа.
Не думавший ни о чем плохом фотограф явился по указанному
адресу. Его провели в шикарно обставленную комнату, где в кресле сидел
великолепно одетый мужчина лет пятидесяти.
Дождавшись, пока лакей, приведший Олега, уйдет, мужчина сухо
представился:
— Леонид Михайлович.
Потом вытащил из кейса альбомчик, тот самый, сделанный для
испанского сластолюбца, и поинтересовался:
— Твоя работа?
— А в чем, собственно говоря, дело? — старательно
изобразил недоумение Колпаков.
— Изволь отвечать, — рявкнул Леонид
Михайлович, — твоих ручонок дело?
— Вы хотите заказать нечто подобное? — нашелся
Олег. — Но это запрещено!
— Ты мне тут баки не заливай, — прошипел Леонид,
потом подошел к двери, расположенной между книжными шкафами, дернул ручку…
Появилась заплаканная Сонечка, без привычной косметики и бриллиантов.
— Он? — резко спросил мужчина.
Девочка кивнула.
— Пошла вон, — велел Леонид Михайлович.
Сонечка незамедлительно скрылась.
— Значит, так, голубок, — спокойно произнес Леонид
Михайлович, — я мог бы велеть, чтобы тебя убили, но не стану этого делать.
Завтра в девять утра на сороковом километре Минского шоссе будет стоять
темно-синяя «Волга», старая и помятая. В ней найдешь парня, Виктора. Передашь
ему все фото и негативы, понял?
— Нет, — решил не сдаваться Олег, — честно
говоря, я совсем не врубаюсь.
— Ладно, — кивнул Леонид Михайлович, — иди
сюда, глянь в окно.
Колпаков послушно приблизился к стеклу.
— Вон та «десятка», зеленая, твоя?
Олег кивнул.
— Впрочем, — продолжил Леонид Михайлович, —
сам знаю, что твоя. Хорошо, погоди секунду.
Он вытащил из кармана мобильник, набрал номер и спокойно
сказал:
— Давай.
Раздался глухой хлопок, «Жигули» сначала подскочили на
месте, потом в полной тишине осыпались стекла, и вверх взметнулось пламя.
Олег онемел.
— Считай это предупреждением, — улыбнулся Леонид
Михайлович, — имей в виду, я знаю про тебя все, не вздумай скрыться, хуже
будет. Значит, до завтра. Да не забудь собрать все. Если где-нибудь еще всплывет
Сонина фотография, тебе не жить.
— Но я отвозил альбомы еще в Германию и Англию, —
неожиданно для себя ляпнул Олег и тут же прикусил язык.
Поздно, Леонид Михайлович нахмурился.
— Кому? Адреса, телефоны…
Но Колпаков уже пришел в себя.
— Сразу не скажу, клиентов много, надо домой съездить,
посмотреть.
— Хорошо, — кивнул Леонид Михайлович, —
значит, завтра еще принесешь и эти сведения, а сейчас пошел вон.
На подламывающихся ногах Олег побрел к метро, в столь
скверную ситуацию он попал впервые. Впрочем, неприятности случались и раньше.
Пару раз к Колпакову являлись родители «моделей», однако фотограф шутя улаживал
проблемы при помощи денег, но этому Леониду Михайловичу, с легкостью
взорвавшему чужой автомобиль, сто долларов не предложишь.
Придя домой, Олег осторожно выглянул в окно и увидел двух
крепких парней, прохаживающихся перед входом в подъезд, рядом шумела мотором
непрезентабельная с виду, помятая машина. Колпаков отпрянул в сторону. В голову
ему пришла простая мысль: он жив, пока снимки у него. Стоит Леониду Михайловичу
получить требуемое, как за жизнь Олега и копейки нельзя будет дать!
Глава 19
Колпаков взял сумку, побросал туда кое-какие вещички,
конверт с негативами, вышел из квартиры, поднялся на крышу, прошел на чердачное
помещение другого, стоящего рядом дома, спустился вниз и уехал. Галю он забыл
предупредить об опасности.
Девушка вернулась вечером домой, слегка удивилась, увидав,
что Олега нет, но в панику не впала. Колпаков частенько исчезал дня на
три-четыре, не ставя об этом в известность Галочку. Он не слишком считался с
любовницей.
Утром она ушла на работу, после восьми, усталая, с сумкой,
набитой продуктами, ввалилась в квартиру, сначала засунула мясо и молоко в
холодильник, затем умылась и лишь тогда вошла в комнату, служащую одновременно
фотостудией и архивом.