Я пыталась предугадать, куда же его повлечет теперь.
Похоже, у него не было выхода из создавшейся ситуации. Он все чаще давал мне понять, что я его единственный друг и союзница. Вдвоем мы могли противостоять жестокому миру.
Все это вселяло в меня хрупкую надежду, что он постепенно созреет для решения увезти нас с Махтаб обратно в Америку, однако дело осложнялось целым рядом обстоятельств.
Однажды вечером, когда я попыталась прозондировать почву насчет возвращения в Америку, Махмуди скорее расстроился, чем рассердился. Он поведал мне историю, в которую, по-видимому, верил, я же нашла ее нелепой.
– Ты помнишь доктора Моджаллали? – спросил он.
– Конечно.
Доктор Моджаллали был близким другом Махмуди в Корпус-Кристи, однако незадолго до захвата американского посольства всякие отношения между ними внезапно прекратились.
– Он работал на ЦРУ, – объяснил Махмуди. – И пытался завербовать меня, чтобы я вел пропаганду среди университетских студентов против Хомейни. Я, естественно, отказался. И сейчас нам нельзя ехать в Америку. Если я туда вернусь, меня убьют. За мной охотится ЦРУ.
– Этого не может быть, – возразила я. – Ты выдумываешь.
– Это правда! – вскричал он.
Видя, что он начинает кипятиться, я оставила эту тему. Я не верила, что он настолько важная птица, чтобы попасть в списки ЦРУ, однако он в этом не сомневался. И эта безумная идея удерживала его в Иране.
Наконец я узнала о другом, и, вероятно, куда более важном, обстоятельстве, которое не позволяло Махмуди рассматривать возможность возвращения в Америку. Однажды Махмуди отпустил нас с Махтаб на рынок, и я заглянула к Хамиду, в магазин мужской одежды, чтобы позвонить в посольство Хэлен. Я поинтересовалась у нее, каковы шансы Махмуди на то, чтобы вернуться в Штаты.
– Никаких, – сказала она. – Истек срок действия его «зеленой карточки».
Теперь он мог вернуться в Америку только в одном случае – если я, его жена-американка, дам ему разрешение. Разумеется, ради того, чтобы мы с Махтаб могли вернуться, я бы на это согласилась, что явилось бы сокрушительным ударом по его самолюбию.
Так значит, вот в чем дело. Он слишком долго ждал. Его грандиозные планы обернулись для него тяжелой драмой. Теперь в западне оказался сам Махмуди!
18
Однажды в «Хайяне» я наткнулась на объявление о сдаче квартир внаем иностранцам.
– Вероятно, там говорят по-английски, – сказала я Махмуди. – Может, стоит позвонить?
– Позвони, – бросил он.
Ответила женщина на прекрасном английском и пришла в восторг оттого, что чета американцев ищет жилье. Мы назначили встречу на завтра, ближе к вечеру, когда Махмуди освободится после работы.
В течение нескольких следующих дней агент по недвижимости показал нам несколько квартир – чистых, светлых, обставленных комфортабельной мебелью в западном стиле. Ни одна из них нам не подходила. То квартира была слишком мала, то расположена слишком далеко от больницы. Но мы знали, что находимся на верном пути. Эти дома принадлежали либо состоятельным людям, живущим за границей, либо просвещенным иранцам, желавшим сохранить их в хорошем состоянии. А самый простой способ для этого – не сдавать их своим соотечественникам.
Мы не сомневались, что рано или поздно найдем именно то, что нам нужно, однако занятость Махмуди ограничивала нас во времени, и женщина-агент предложила разумное решение. Не догадываясь о наших взаимоотношениях, она наивно произнесла:
– А что, если Бетти будет со мной целый день? Так мы сможем обойти гораздо больше квартир, а вы уже станете осматривать то, что ей приглянется.
Я с сомнением взглянула на Махмуди, не зная, как он отреагирует.
– Хорошо, – сказал он.
Позже, когда мы остались одни, он сделал оговорку:
– Она должна за тобой заезжать. И чтобы ты ни на минуту от нее не отходила. Потом она должна привозить тебя домой.
– Ладно, – согласилась я.
Постепенно – Боже, как медленно! – путы ослабевали.
На следующий же день я нашла идеальный вариант. Это была просторная, двухэтажная квартира, самая большая из трех, расположенных в том же доме. Дом находился в северной части Тегерана, где большинство построек были сравнительно новыми и всего в пятнадцати минутах езды на такси от больницы.
Дом был выстроен еще при шахе, а заинтересовавшая меня квартира – обставлена итальянской мебелью. Здесь была комфортабельная гостиная, элегантная столовая и оснащенная современным оборудованием кухня. В квартире уже был установлен телефон, так что не надо было записываться и ждать в бесконечной очереди. Перед домом был разбит зеленый двор с большим бассейном.
Квартира почти целиком занимала два этажа и идеально подходила для того, чтобы Махмуди мог открыть свой кабинет – в одном из двух примыкавших к дому флигелей, которые агент называла виллами. Вилла, пристроенная справа и заходившая за дом, могла служить нам жильем, а часть особняка – кабинетом Махмуди. Большие деревянные двери отделяли флигель от центральной части квартиры, где можно было устроить как приемную, так и врачебный кабинет.
Спальня и комната Махтаб находились на втором этаже, здесь же была и ванная комната – с ванной, душем и европейским туалетом. Спальня граничила с небольшой квартиркой, выходившей окнами на зады дома.
В тот вечер Махмуди вместе со мной осмотрел квартиру и тоже влюбился в нее. Без подсказок с моей стороны он отметил, что это идеальный вариант для собственного медицинского кабинета.
А еще, подумала я, идеальный вариант для моих собственных планов. Здесь, в роли хозяйки дома и жены доктора, я получу еще большую свободу. Махмуди не сможет контролировать каждый мой шаг или не подпускать к телефону. И здесь не будет домашних шпионов, не будет способа посадить меня под замок.
Меня несколько беспокоили два обстоятельства: то, что мы как бы осели, а также то, что я не могла сказать Махтаб правду: этот дом лишь временное пристанище. Она больше не заговаривала о возвращении домой, в Америку. И хотя я читала в ее глазах затаенную надежду, она не осмеливалась признаться в ней вслух, даже когда мы оставались одни.
Мы вселились в эту квартиру в конце июня благодаря тому, что за нее заплатили Маджид и Маммаль. Они также дали Махмуди изрядную сумму наличными на питание и на обзаведение всем необходимым – нам нужны были полотенца, одеяла, подушки, кастрюли и сковородки.
Другие родственники, довольные тем, что мы устроились, тоже помогли. Ага и ханум Хаким были так рады нашему примирению, что пригласили нас на ужин, где преподнесли Махмуди сюрприз, оказавшийся приятным и для меня. Как только мы переступили порог их дома, Махмуди просиял при виде двух гостей, которых никак не ожидал здесь встретить.