Варавва. Повесть времен Христа - читать онлайн книгу. Автор: Мария Корелли cтр.№ 8

— Нет! Нет! — забормотал Варавва, волнуясь. — Это не она! Не могла она так говорить! Она не может желать чьей-нибудь пытки!

— О, народ Иерусалима! — уже громко произнес он, повернувшись к толпе. — Зачем вы, требуете смерти этого Пророка? Он никого не убил, ничего ни у кого не украл. Он лечил ваши болезни, разделял ваши горести, совершал чудеса для вас. И за это вы хотите Его казнить?! Где же справедливость? Это я, я достоин наказания. Я, убивший Габриаса и радующийся этому злодеянию! Я, проливший чужую кровь и нераскаявшийся, заслуживаю смерти, а этот Человек невинен!

Послышались смех, рукоплескания, крики:

— Варавва, Варавва! Отдайте нам Варавву!

— Заткните ему глотку! — кричал Анна. — Он сошел с ума!

— Сумасшедшего или нет, вы сами выбрали его для жизни, — спокойно заметил Пилат. — Но, может быть, теперь вы от него откажетесь, так как он оказался защитником несчастного Назарянина.

Пока он говорил, грозная толпа качнулась к решетке. Солдаты, стоявшие в оцеплении, едва устояли от этого движения. Тысячи рук тянулись к неподвижной фигуре Христа.

— Распни! Распни Его!

Пилат шагнул вперед и гневно спросил:

— Распять вашего Царя?

Десятки сотен голосов ему ответили:

— Нет у нас царя, кроме цезаря!

— Своей нерешимостью, Пилат, ты добьешься бунта в городе, — сказал Каиафа с упреком. — Толпа уже неуправляема.

Высокий человек с седой головой, украшенной красным тюрбаном, кричал из толпы:

— По нашему закону Он должен умереть, потому что называл Себя Сыном Божиим!

Пилата словно ударили: Сын Божий!

Когда об этом говорил Каиафа, Пилат слушал его с презрением, зная, что первосвященник не остановится ни перед какой ложью, если она ему выгодна; но теперь, когда и в народе выдвинули это обвинение, оставить его без внимания было нельзя. Богохульство у иудеев считалось самым тяжким преступлением. Хотя сам Пилат, как римлянин, смотрел на это гораздо снисходительнее. Римские боги были так смешны, так похожи на людей своими преступными страстями, что почти не было причин ставить их выше человечества. Любой воин, удостоившись славы, мог смело утверждать, что он — сын Бога, нисколько не оскорбляя этим религиозных чувств соотечественников. А в таинственной стране, орошаемой ленивым Нилом, разве не поклонялись Озирису — богу, принявшему человеческий облик? Идея облечь божество в смертную внешность весьма популярна. Что же удивительного в том, что молодой философ из Назарета, увлекшись, присоединился к общечеловеческим преданиям?

Несколько успокоенный воспоминаниями о традициях различных верований и своими размышлениями, Пилат дал знак обвиняемому приблизиться.

Пленник подошел почти вплотную, и Пилат смотрел на Него с новым любопытством. Потом дружелюбным тоном спросил:

— Откуда Ты?

Ответа не было. Только взгляд. Но в этом величественном взгляде заключалась сила, как в грозовой туче. Страшная тоска и предчувствие чего-то ужасного, неминуемого снова стиснули сердце прокуратора. Ему хотелось кричать, дать выход внутреннему напряжению, высказать всем — первосвященникам, старейшинам, народу, как он страдает, как тягостны ему судейские обязанности… Но слова умирали в горле, отчаянное чувство безнадежности и бессилия сковали его волю.

— Почему Ты молчишь? — произнес он хриплым, тихим голосом. — Разве не знаешь, что я имею власть распять Тебя или отпустить?

Большие лучистые глаза смотрели на прокуратора с жалостью. Христос сказал:

— Ты не имел бы надо Мной никакой власти, если бы это не было дано тебе свыше. Поэтому больше греха на том, кто предал Меня тебе.

Всевидящий взор передвинулся на Каиафу, который при этом отшатнулся, как от пламени.

Находясь под впечатлением величия, власти и бесстрашия этого Узника, Пилат снова стал припоминать различные легенды об изгнанных монархах, бродящих по всему миру, проповедующих — мистические учения Востока и обладающих чудесным даром врачевания.

А вдруг этот так непохожий на иудея Узник, несмотря на разговоры о Его плебейском происхождении, и был одним из развенчанных царей? Эта идея увлекла Пилата, и он спросил:

— Ты — Царь?

Он вложил в эти слова особенную интонацию, намекающую Пленнику, что если это так, то освобождение еще возможно. Но Назарянин устало вздохнул:

— Ты говоришь, что Я — царь.

И с чувством сострадания к своему судье добавил:

— Я родился и пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. Всякий, кто от истины, слушает голос Мой.

И вдруг Пилата осенило. Это никакой не изменник, не преступник, не царь, а просто сумасшедший! Тот, кто хотел свидетельствовать об истине в этом мире, полном лжи и лицемерия, был болен! Разве ложь не существовала всегда? Разве не будет она вечной? Разве афинянин Сократ 500 лет назад не был убит потому, что провозглашал истину?

Хорошо знакомый с греческой и римской философией, Пилат знал, что в любом обществе всегда преследовали тех, кто открыто говорил, что думал.

С отчаянием глянув на Обвиняемого и обвинителей, он решился сделать то, от чего вся душа его содрогалась. Поманив к себе одного из служителей, Пилат дал ему какое-то приказание.

Тот удалился и быстро вернулся с большой серебряной чашей, наполненной водой. Тогда правитель встал и направился к толпе. Служитель нес за ним чашу.

Народ недоумевая, но зорко, словно хищник за жертвой, следил за непонятными действиями правителя. А он, завернув до самых локтей золотом расшитые рукава, высоко поднял руку так, что все перстни заискрились в лучах солнца, медленно погрузил ладони в воду и, затем протянув их к народу, резким, громким голосом произнес:

— Не виновен я в крови этого Праведника: смотрите!

Толпа взвыла. Она поняла и принимала вызов. Римский судья публично снимал с себя всякую ответственность за происходящее — да будет так! Они же, избранники Бога, дети Израиля, с восторгом ухватились за великолепный случай казнить Невинного.

Послышался оглушительный крик:

— Кровь Его на нас и детях наших!

Невежественная, бессердечная толпа не обладала ни справедливостью, ни милосердием; как капризная, вздорная женщина, она требовала исполнить ее прихоть.

Пилат понял, что если он рискнет продолжать защиту Обвиняемого, пыл толпы перельется через край и дело кончится беспорядками.

Видя, что Пилат смирился с неизбежностью, Каиафа облегченно вздохнул: колебания прекратились; Иисуса из Назарета казнят. И он радостно стал нашептывать что-то своему тестю Анне, который, слушая его, удовлетворенно потирал руки и поднимал глаза для благодарственной молитвы в честь избавления святого города от опасного человека.