Чего стоит Париж? - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Свержин cтр.№ 38

К вечеру мы были на месте. Единственный, должно быть, в своем роде случай, когда ловчий и дичь совместно вернулись с охоты, мирно уселись за трапезный стол в ожидании ужина. Все это время дю Гуа, как и подобает блестящему царедворцу, был обворожительно учтив, так, точно западня, ловко устроенная им, готовилась лишь затем, чтобы утешить радостной встречей с нами его исстрадавшееся в разлуке сердце. Возле Авреза добрый хозяин отослал в Понтуаз большую часть своего отряда, давая мне наглядную возможность убедиться в незамутненной чистоте своих намерений. Правда, оставался еще гарнизон замка, неизвестной численности и боеготовности, но это уже сущая ерунда. В охотничьих замках не держат армий.

Когда стемнело и молчаливые слуги зажгли в пиршественной зале десятки факелов и свеч зеленого воска, мы чинно расселись вокруг стола, сообразуясь со знатностью и званием едоков, чтобы благородно утолить голод и жажду, донимавшую нас весь день. И хотя перемены блюд следовали одна за другой и тосты, произносимые между бульоном из бычьих хвостов и донышками артишоков, фаршированных петушиными гребешками в ананасовом соусе, были красноречивы и прочувствованны, каждому из собравшихся под крышей Авреза было ясно, что находимся мы здесь не для того, чтобы потешить свою утробу. Потому, опорожняя кубки и поддевая на двузубые серебряные вилки сочные куски мяса, плавающие в жирной подливе, все ждали окончания пира.

– Сир! – начал Беранже, когда наконец стих шум пьянь песен наших разошедшихся соратников и мы остались одни. Признаюсь, я несказанно рад, что наше знакомство, начавшееся при столь печальных обстоятельствах, сегодня обрело истинное звучание. Увы, при первой встрече вы показались мне обычным гасконским мужланом. Отважным – да, великодушным – пожалуй, даже слишком, но ничего не смыслящим в высоком искусстве управления государством.

По всей видимости, слова дю Гуа были наглой ложью. То есть нет, в его первой оценке я как раз не сомневался ни на минуту, но вот то, что, разглядывая мой кинжал, замерший у своего лица, он узрел во мне проявления государственной мудрости, – весьма сомнительно. Впрочем, точно так же, как инстинкт придворного повелевал собеседнику льстить в глаза августейшему гостю, инстинкт монарха заставлял меня продолжать беседу с видом полного доверия его сладкозвучной речи;

– Мне также радостно это, мсье, – не моргнув глазом солгал я, давая знак хитроумному вельможе продолжать плетение своей частной интриги.

– Поэтому, Ваше Величество, я прошу вас не рассматривать пребывание в этом замке как плен. Поверьте, обстоятельства таковы, что более безопасного места для короля Наварры не сыщется во всей Франции.

– Предположим, – кивнув головой, согласился я. – Как же тогда я должен трактовать столь навязчивое гостеприимство?

– Только как вынужденную меру, сир. Только как вынужденную меру. Мне будет достаточно королевского слова, что вы не будете пытаться совершить побег – и я гарантирую полную свободу всех вас в передвижениях по замку. – Дю Гуа клятвенно поднял вверх ладонь.

– Допустим, я соглашусь, мсье Беранже, но позвольте осведомиться, чего же вы добиваетесь?

– Я хочу, чтобы вы встретились с королем Генрихом. Тайно. Здесь, в Аврезе. Король благоволит вам. Он не желает, чтобы его ближайший родственник и, смею верить, друг, подобно злобному карлику Кондэ, сеял смуту и разорение в нашей и без того истекающей кровью стране.

Луи де Беранже был образцовым царедворцем, и сейчас, наблюдая за ним, я убеждался в этом все больше и больше. Он говорил каждому то, что его собеседник ожидал услышать в этот момент. Причем именно тем тоном, который, подобно стреле, находил кратчайший путь к сердцу слушателя. Он мог быть груб и циничен, командуя своими головорезами, тотчас же убедителен и дипломатичен в переговорах, обворожительно учтив в светской беседе и требовательно настойчив в разговоре со всеми, от кого ему что-либо было нужно. При этом он никогда откровенно не лгал, но правда, пройдя через его уста, становилась такова, что толковать ее можно было самым разнообразным способом. К примеру, вот как сейчас.

Дю Гуа желал встречи своего сюзерена со мной. Вернее, если д'Орбиньяк не заблуждался и я действительно англичанин Уолтер Камдайл, – с моим двойником, Генрихом Наваррским. Желал ли ее будущий король Франции – неизвестно. Возможно, он об этом еще попросту и не думал. Однако идея уже зародилась в голове у его фаворита, а это означает, что вскоре и монарх станет думать так же. Однако зачем моему кузену Валуа такая встреча? Что это: попытка восстановить мир в королевстве? Желание перетащить на свою сторону вождя гугенотов? Возможно! Даже более чем возможно. Если бы предложение о тайных переговорах исходило от Генриха Анжуйского, а не его наперсника. Значит есть иная причина, таящая в себе личную выгоду Беранже. Хотелось бы знать, какая?

– Буду говорить прямо: я удивлен вашими словами, месье дю Гуа, – начал я. – Я полагал, смерть брата, в которой облыжно обвиняют меня, кровавою рекой легла между мной и Генрихом. Однако он знает, я всегда с почтением относился к роду Валуа и лично к нему, Я помню нашу детскую дружбу и вовсе не желаю быть его врагом.

– Сир! – Радость нувориша была столь искренней, что невольно казалось – наконец-то сбылась заветная мечта этого достойнейшего кавалера. – Я благодарен вам за эти слова. Уверен, король будет также счастлив услышать их от вас. Что же касается упомянутого убийства, государь, – мой визави понизил голос и демонстративно оглянулся по сторонам, выискивая притаившихся шпионов в убранной уже пиршественной зале, – я знаю, что вы не причастны к нему. И Генрих знает об этом. И когда мы заключим союз, я с великой радостью помогу вам восстановить справедливость, что бы ни говорила и ни думала об этом мадам Екатерина.

– Владимир Ильич, как вам удалось написать столько трудов?

– Очень просто, батенька, очень просто! Жене говоришь, что идешь к любовнице, любовнице – что идешь к жене, а сам – на чердак, и работать, работать, работать…

Толстый курс истории ВКП(б)

Робкое пламя, дрожащее при одном только приближении гулявших по замку сквозняков, вздрогнуло при словах Беранже так, словно могло понять их смысл.

– Что вы имеете в виду? – напряженно произнес я, готовясь не пропустить ни единого слова.

– Вы хотите доказать, что неповинны в смерти короля Карла, не так ли, сир? – переспросил Беранже.

– Да, это так.

– Я могу это подтвердить. В момент взрыва я стоял у входа в подземелье и своими глазами видел, как падает на вас ангел с капители колонны. Благодарение Богу, миланский доспех сохранил вам жизнь! Но в том положении, в котором вы очутились, невозможно ни убить, ни ранить кого бы то ни было. Сплющенные чаши налокотников не дали бы вам шанса согнуть или разогнуть руки.

– И все же король был убит. Если не мной, то кем тогда?

– Вы можете предположить, что мной, – не моргнув глазом предложил дю Гуа.

– Я думал об этом, – столь же бесцеремонно ответил я.