Я кивнул.
– Верно, и еще много других романов, отец
очень любил слово «Звезда», оно есть почти в каждом названии его книг.
– Ой, – обрадовалась Аля, – моя мама
вашего папу обожала, у нас дома почти все его произведения имеются. Ну надо же!
– Я и сам пописываю, сейчас задумал роман, в
котором собраны воспоминания пожилых людей. Тема: шестидесятые годы, очень
интересно сравнивать мемуары, у каждого свой взгляд на прошлое, – быстро
начал я врать. – Леночка, бывшая прислуга Эдиты, вышла замуж за моего
лучшего друга Егора. Недавно я был у них в гостях и обмолвился о сложностях с
рукописью, Лена, добрая душа, посоветовала мне взять интервью у Эдиты, вот,
дала письмо к ней.
В глазах Али загорелась надежда.
– Иван Павлович, вы и правда тут посидеть
можете?
– Да, причем с удовольствием и явной пользой
для себя. Если медсестра придет, я уйду, в противном случае дождусь вас.
– Вот счастье! – воскликнула Аля. –
Иван Павлович, мне вас господь послал.
Глава 24
Эдита, как когда-то Элеонора, сидела в
инвалидной коляске явно не российского производства. Но на этом сходство между
моей хозяйкой и пожилой дамой заканчивалось. Эдита Львовна оказалась милой,
ласковой старушкой. Если вы читали в детстве немецкие сказки, то наверняка
видели иллюстрацию: из пряничного домика выходит тетушка Гретель, румяная, как
яблочко, на круглом добродушном лице играет широкая улыбка, на пожилой фрау
блузка, длинная юбка, фартук, а волосы идеально причесаны. Эдита как две капли
воды походила на тетушку Гретель, только у нее отсутствовал передник, а на
коленях лежал клубок шерсти.
– Значит, вы пишете книжку? –
проворковала она, выслушав Алю. – Это очень хорошо.
Я кивнул. Аля по всей форме представила меня,
и старушка не сомневалась, что перед ней литератор.
– Поколения сменяют друг друга, – начала
беседу Эдита, – люди уходят в небытие, пропадает бесценный опыт,
накопленный годами. Кто сейчас знает, что волновало какую-нибудь княжну, жившую
в подмосковной усадьбе? Да про нее забыли навсегда, а ведь жила, любила,
мучилась, думала и ушла в безвестность. Поэтому ваша идея опросить стариков и
составить книгу мемуаров мне по душе. Ладно, начну о себе. Я, уважаемый Иван
Павлович, коренная москвичка, родилась в районе Китай-города. А вот папенька
мой из французов, вы удивлены?
– Очень, – соврал я.
Эдита удовлетворенно засмеялась.
– Именно так! Его звали Леон, и отчество мое –
Леоновна, Львовной люди стали звать для простоты. Матушка моя из дворян,
хороший род, правда, не особенно богатый. Варвара Никитина, так ее звали. А
бабушка…
Речь Эдиты текла плавно, иногда старушку
уносило в сторону, она начинала слишком подробно описывать свою детскую комнату
или сервиз, который ее матушка доставала из шкафа только на Пасху. Я терпеливо
ждал, пока клубок повествования докатится до нынешних времен. Более часа Эдита
Львовна описывала тяготы, выпавшие на ее детство и юность, потом вдруг
примолкла.
– Принести вам чаю? – заботливо спросил
я.
– Нет, голубчик, – отказалась старушка.
– Вы, наверное, были счастливы в браке, –
подтолкнул я бабусю к новому витку рассказа.
Но Эдита Львовна не поддалась на провокацию.
– Очень, – коротко ответила она, –
только мой супруг давно умер, мы с дочерью жили одни, недавно скончалась и
Алена. Собственно говоря, все интересные, значимые для вашей книги события
случились до моего замужества. Я коренная москвичка, а мой папенька из
французов, вы удивлены?
Сообразив, что сейчас милейшую Эдиту Львовну
понесет по второму кругу, я быстро спросил:
– А как к вам попала Лена?
– Это кто? – совершенно искренне
удивилась Эдита.
– Домашняя работница, – напомнил
я, – вы еще замуж ее хорошо выдали.
– Не помню, дружочек, – вздохнула
старушка.
– Как же, – настаивал я, – Леночка,
она стала супругой Егора Дружинина.
Эдита вздрогнула.
– Э… э… может, и так. Но чем вам интересна
поломойка? Маменька моя из дворян, увы, оскудевший род…
– Я принес вам письмо от Лены, – перебил
я хитрую, почему-то не желавшую говорить о своей любимице Эдиту.
Бабуся кашлянула.
– Мне?
– Да, вот оно, держите.
Эдита Львовна взяла записку, водрузила на нос
очки, висевшие у нее на груди на шнурке, осторожно развернула листок и уставилась
на него.
Повисло молчание, потом Эдита посмотрела на
меня и тихим голосом осведомилась:
– А где Лена?
Я заколебался, огорошить старуху известием о
кончине Елены не хотелось, может, не стоит ей знать правду?
– Вы ведь дружили? – я сделал вид, что не
расслышал ее вопроса.
Старушка медленно сняла очки.
– Алена, царствие ей небесное, считала меня
выжившей из ума курицей. Сколько я ни пыталась открыть ей правду, ничего не
получалось. Позову ее к себе в спальню, усажу и начну: «Деточка, послушай
меня», только дочь спустя десять минут вскакивала и убегала. Не подумайте, что
Аленушка хамка! Нет, она была очень заботлива, внимательна, просто считала мать
дурой. Я достучаться до нее не сумела, к сожалению, рано обезножела, без
сопровождающего из дома выйти не могла, а когда узнала, где живет Егор, было
уже поздно, ну не в коляске же ехать! Да и мне туда нельзя. И тут господь
послал Лену. Я ведь ей не сразу открылась, присматривалась, прикидывала, тот ли
человечек…
– Зачем вы выдали Лену замуж за Егора? –
не выдержал я.
Эдита Львовна объяснила:
– Девочка влюбилась. Я этого Дружинина в глаза
не видела, но со слов Леночки составила о нем определенное мнение. Так что с
Леной?
– Ну… ничего, – замямлил я.
– Где она?
– В Москве.
– Почему же не приходит ко мне и не
звонит? – занервничала Эдита. – Мы раньше два раза в неделю
встречались! Куда она подевалась? Иван Павлович, отчего вы молчите?
Я начал судорожно кашлять, а Эдита Львовна
говорила без остановки.
– Секундочку, это странно! С чего бы Лене
передавать с вами письмо? Она могла бы сама приехать! Не понимаю!
Воцарилась тишина, я уставился на Эдиту,
старушка впилась взглядом в меня, пару секунд мы оба молчали, потом Эдита
Львовна прошептала:
– Лена умерла!