Майор запаса - читать онлайн книгу. Автор: Энн Маккефри, Элизабет Скарборо cтр.№ 51

— Но почему именно я? — протестовала Яна, но ноги как будто сами несли ее вслед за Шоном.

— Ты — героиня.

Она попробовала высвободить руку, но Шон только чуть сильнее сжал пальцы — и вот Яна уже шагнула на ящик, подставленный к краю помоста вместо ступеньки. Она стояла на возвышении, с ужасом сознавая, что взгляды всех присутствующих в зале обращены на нее и столько людей внимательно наблюдают, как она справится со своим тяжким испытанием. Господи, ну как может ее рассказ или песня помочь этим людям, облегчить горечь их утраты?

Шон Шонгили поднял над головой руки — и малейший шум в зале затих.

— Это — майор Янаба Мэддок, — объявил он и медленно обвел взглядом зал, чтобы убедиться, что все слушают с должным вниманием. — Вы все ее знаете. Она будет петь. — Сказав так, Шон, как ни странно, торжественно поклонился залу и предложил Яне сесть на одинокий стул, который кто-то заблаговременно водрузил на самую середину помоста.

Ноги у Яны подкосились, она безвольно соскользнула на стул и почувствовала, как жесткое сиденье болезненно впилось в ее крестец. Петь? Они что, думают, что она будет сейчас петь?

Тут раздались негромкие, гулкие удары. Яна увидела у Шона в руках бубен. Он тихонько барабанил пальцами по туго натянутой коже. Яна моргнула и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, начала нараспев читать стихи, которые сложились у нее после ночи у горячих источников. Она не повторяла их с той самой ночи, после которой миновала уже не одна неделя, когда Шон терпеливыми уговорами вынудил ее записать на диктофон рассказ о Бремпорте и эти стихи. Но, как бы то ни было, слова лились плавно и без запинки, те самые, нужные слова, в правильном ритме, под удары бубна — и это она их говорила. И Яна перестала обращать внимание на то, что ее окружало. Она вся была сейчас там, в Бремпорте, она заново переживала те несколько невообразимо кошмарных минут дикого ужаса и опустошающей беспомощности. Яне все время казалось, что она не сможет произнести больше ни слова — нестерпимо болело в груди, горло сжимали спазмы, из глаз лились слезы, которые она и не пыталась вытирать. Она жалела, что не успела опьянеть еще сильнее, чтобы легче пережить то, что с ней сейчас творилось.

Яна слышала свой голос как будто со стороны. Она никогда не думала, что у нее может быть такой голос — сильное контральто, такое богатое и глубокое. Она даже не задумывалась над смыслом тех слов, которые поет — до тех пор, пока не дошла до последних строк:

Меня тоже послали сюда умирать.

Сюда, где живут снега, где живет вода,

Где живут звери и деревья,

И ты.

Когда последние отзвуки песни растаяли в тишине зала, Яна склонила голову. Слезы продолжали катиться по щекам и капали на ладони. Она не могла пошевелиться и совершенно не знала, что надо делать дальше. Может, Шон поможет, подскажет?

Поверх ее рук легли чьи-то мозолистые, натруженные ладони, тихонько сжали и отстранились, но только для того, чтобы уступить место следующей паре рук. Когда уже третий человек подошел и пожал ей руки, Яна подняла голову — потому что эти прикосновения были как благословение, от которого исцелялась, таяла ее скорбь, высыхали слезы. Яна смогла даже улыбнуться, когда следующая пара осиротевших после Бремпорта родителей подошла пожать ей руки и так, без слов, выразить свою признательность. Их лица были залиты слезами затаенного горя, и от этих родительских слез Яне стало легче, боль в груди отпустила, тугой ком в горле растаял без следа.

Когда этот небольшой ритуал завершился, Шон подхватил Яну под руку и, не говоря ни слова, повел прямо к бочке с пуншем. Там Клодах собственноручно наполнила кружку золотистым напитком и, выразив благодарность и одобрение торжественным, церемонным поклоном, протянула кружку Шону, который так же торжественно передал напиток Яне.

Потом Шон крепко обнял Яну за плечи и повел к появившемуся как по волшебству свободному месту на лавке у стены. Они сели рядом, их плечи соприкасались, и ее нога была совсем рядом с бедром Шона. У Яны было такое чувство, будто ее выжали, как лимон, однако это чувство не было неприятным, она даже ощущала необъяснимый душевный подъем. Скорбь ушла, оставив по себе лишь умиротворение и бесконечный покой. Яна сидела, склонив голову, и маленькими глотками пила пунш. Ей ни с кем не хотелось встречаться взглядом, она просто наслаждалась тем, что Шон Шонгили назвал “исцелением”.

По залу пронесся легкий шорох, зазвучали приглушенные голоса, и Яна подняла голову — Банни вела Диего к помосту.

— Это Диего Метаксос, — представила юношу Баника, подняв руки над головой и медленно обведя взглядом зал — точно так же, как это сделал до нее Шон Шонгили. — Он должен спеть песню.

Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.

Я появился здесь недавно, и была буря.

Буря была в моем сердце, в уме и в душе.

Я попал в бурю вместе с Лавиллой.

Она спасла меня, когда перевернулись сани.

Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.

Она спасла и моего отца — своей мудростью.

Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,

Которой, как все говорят, я не видел.

Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.

И все же я видел пещеру, и видел воду,

И видел узоры из воды и ветра.

Я видел — снег сверкал, как россыпь алмазов.

Я видел — ветры кивали мне, воды пели,

А лед отвечал им, и снег смеялся.

Я видел зверей в воде и на суше,

И они тоже смеялись и пели.

Они были добры ко мне,

И отвечали на все мои вопросы,

Но я не знаю, о чем я их спрашивал,

И не знаю, что они мне отвечали.

Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,

Говорящие льды и смеющийся снег -

И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню -

И поверьте мне. Потому что я видел

То же, что видели вы.

И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!

Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.

Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:

— Мы верим! Мы верим! Мы верим!

И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:

— Мы верим!

Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул — с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.