До сих пор не знаю, сколько времени потребовалось Медведю Бакнеру, чтобы полностью выпутаться из довольно-таки крепких веревок. Но так или иначе, он поджидал меня прямо за дверью, с той самой чугунной сковородкой на изготовку. И ежели бы у нее не отвалилась ручка, когда он со всего размаху огрел меня по голове, то ему наверняка удалось бы нанести мне самые серьезные телесные повреждения.
И я до сих пор не могу понять, каким чудом мне удалось тогда одолеть своего двоюродного братца, поскольку он бился как самый настоящий берсерк и изо рта у него шла пена. Всякий раз, когда ему удавалось вырваться из моих рук, он с диким упорством маньяка бросался на кухню и хватал там очередную бутыль латимеровского слабительно-успокоительного эликсира от бешенства, затем с торжествующим ревом вдребезги разносил ее об мою несчастную многострадальную голову. К тому времени, как я все же сумел изловчиться и оглушить братца Медведя тем самым дубовым чурбаком, который был заместо ножек у кухонного стола, все было уже кончено. Негодяй ухитрился переколотить все до единой бутыли. Пол был залит зловонной жижей, и моя одежда пропиталась этой мерзопакостью в тех местах, где она еще не успела пропитаться кровью…
Наконец мне удалось навалиться на Медведя всей тяжестью, и я скрутил-таки его снова по рукам и ногам. Добравшись кое-как до койки, я плюхнулся на нее и принялся гадать, что же мне теперь, черт меня побери, делать дальше. Потому как все запасы чудотворного эликсира безвозвратно иссякли, а никакого другого способа излечить моего любимого брата я не знал, а подлый Прохвессор целиком и полностью удрал вместе с моим продуктовым фургоном, в результате чего я теперь не видел никаких способов к тому, чтобы вернуть братца Медведя в лоно истинной цивилизации. Откуда-то с запада донесся далекий гудок паровоза, и на меня снизошло вдохновение. Я вспомнил, что железнодорожная ветка проходит всего в нескольких милях к югу отсюда! Ну ладно! Я сделал для своего двоюродного брата все, что только было в моих силах, а потому оставался один-единственный выход: отправить его назад в Техас, дабы там любящие родичи смогли заботиться о нем до самого конца его безумной жизни.
Я выбежал наружу и свистнул Капитана Кидда. Тот радостно бросился ко мне из-за утла дома и успел игриво лягнуть меня прямо в брюхо, прежде чем мне удалось увернуться. Но я был совсем не расположен дурачиться, тем более что эта любимая шуточка Кэпа была с бородой и изрядно поднадоела. Потому я раздраженно уклонился от следующего удара копытом и как следует треснул Кэпа кулаком по носу. Затем выволок из дома братца Медведя, швырнул его поперек седла, вскочил на Капитана Кидда и поспешил на юг.
Наверно, это была та самая дорога, по которой удирал сперва Мешак, а следом за ним — Латимер. Она пересекала железнодорожную ветку всего в трех милях от дома Лема Кемпбелла. А гудок паровоза, который я услышал раньше, был сигналом к отправлению поезда из Пьяной Лошади. Поэтому я успел выбежать на рельсы еще до того, как поезд показался из-за поворота. Я неистово замахал руками, и паровоз затормозил. Бригада, обслуживавшая состав, поспрыгивала с подножек на насыпь — они пожелали узнать, какого такого дьявола я остановил поезд.
— Человек срочно нуждается в самом пристальном внимании лучших врачей! — внушительно заявил я. — Тяжкий случай временного умопомешательства. Необходимо срочно переправить парня в Техас, под надзор родных и близких!
— Вот черт! — хором ответили они. — Какая жалость! Но беда в том, что наш поезд на всем своем пути следования ни разу даже не приближается к границам Техаса!
— Ну что ж — малость подумав, сказал я, — в таком случае придется выгрузить страдальца в Финт-Сити. Там у него полно друзей, которые, несомненно, почтут за честь временно приглядеть за ним. А я тем временем пошлю его родне весточку из Пьяной Лошади и попрошу их поскорее забрать беднягу из Финт-Сити домой.
Добравшись до Пьяной Лошади, я привязал Капитана Кидда неподалеку от железнодорожной станции и уже совсем было зашел внутрь вокзала, как вдруг у самых дверей столкнулся с человеком. Ну а поскольку я родился под счастливой звездой, этим человеком просто не мог оказаться никто другой, кроме как старый хрыч Буйный Голландец, который немедля схватил меня за грудки и дико взвыл словно изголодавшийся лесной волк.
— Ага, это ты, сын сатаны! — вопил он, не давая мне вставить ни слова. — Где же обещанная тобой жратва, чертов конокрад?!
— Как? — улучив момент, спросил я. — Разве Лем Кемпбелл не доставил ее в лагерь?
— Мне никогда не приходилось встречать человека с таким именем! — снова заорал Буйный Голландец. — Куда ты подевал мои пятьдесят баксов, сучий потрох?!
— Вот дьявол! — удрученно вздохнул я. — А ведь парень казался честным малым!
— Кто?! — продолжал бесноваться Буйный Голландец. — Какой такой парень? И где ты его откопал, подлый койот?
— Встретил у развилки на Гальего, — терпеливо принялся объяснять я. — Его зовут Лем Кемпбелл. У меня появилось срочное дело, и он согласился взять те пятьдесят баксов, чтобы потом переслать в лагерь купленную на них жратву. Да не волнуйся ты так, старина! — попытался я малость урезонить разбушевавшегося Голландца. — Отработаю я тебе твои пятьдесят зелененьких!
Тут старик вдруг побагровел, а евонные гляделки выпучились так, будто он собрался вот-вот помереть от удушья.
— А куда ты подевал мой продуктовый фургон, скотина?! — с трудом прохрипел он, давясь и кашляя.
— Его украл другой малый, — честно ответил я. — Мне он назвался Прохвессором Латимером. Но я отработаю тебе и фургон!
— Ничего ты мне не сможешь отработать! — брызгая слюной, заверещал Буйный Голландец и вытащил из-за пояса громадный револьвер. — Никогда! Потому как ты у меня больше не работаешь! Ты уволен, ясно?! А что касается фургона и наличных, так я твердо намерен вышибить из твоей шкуры моральную компенсацию, прямо здесь и сейчас!
Вот черт! Ну да ладно.
Я аккуратно забрал у старикана пушку и еще разок попытался договориться с ним по-хорошему. Но в ответ на все мое деликатное обращение он лишь завопил куда громче, чем до того, выхватил свой здоровенный мясницкий нож и попытался с его помощью провертеть дырку в моем брюхе.
Кажется, мне уже приходилось упоминать, что я становлюсь ужасно раздражительным всякий раз, когда кто-нибудь пытается пощекотать меня ножиком. Вот почему, отняв у Буйного Голландца тесак, я сгоряча малость перепутал: хотел отшвырнуть в сторону эту дурацкую зубочистку, а отшвырнул самого Голландца. Да притом так неудачно, что бедолага рухнул прямиком в стоявшее поблизости лошадиное корыто. Проклятая новомодная поилка! Голову старика Голландца намертво заклинило в узкой части того корыта, и он задергался, и начал пускать пузыри, и уже совсем было приготовился утонуть.
Тут к поилке довольно быстро понабежала целая толпа зевак, и они попытались вытащить старика оттуда за ноги, но Буйный Голландец так неистово месил воздух своими копытами, что всякий, кто пытался за них ухватиться, тут же получал удар шпорой по физиономии. Пришлось мне самому подойти к тому корыту и, ухватившись руками за его противоположные края, разодрать эту чертову хреновину надвое. Вывалившись на землю, Голландец прежде всего срыгнул галлона два воды. А потом, едва к нему вернулся дар речи, тут же обвинил меня в предумышленной попытке злонамеренного утопления. Из каковых речей совсем нетрудно было сделать вывод, насколько чуждо некоторым людям чувство самой обыкновенной признательности!