Оддблад Грей улыбнулся. В каком-то смысле преподобный нравился ему. Радовало его приподнятое настроение, живость, с которой он расхаживал по кабинету, фыркая от смеха при виде особых мемориальных досок, пепельниц с видами Белого дома, он даже обошел письменный стол и как бы в шутку взял несколько листов бумаги с грифом Белого дома, но Оддблад Грей забрал их. Он не доверял преподобному.
Много лет назад они были близкими друзьями, однако потом разошлись из-за политических разногласий. Преподобный стал для Оддблада Грея слишком шумным, слишком революционным. Грей верил в то, что неграм можно найти место в соответствующей социальной структуре. Они спорили по этому поводу множество раз и оставались друзьями, а иногда и союзниками. Различие между ними определил преподобный: «Твоя беда, Отто, – сказал он однажды, – в том, что у тебя есть вера, а у меня ее нет».
В этом и была зарыта собака. Преподобный облачился в одеяние священника подобно тому, как рыцарь перед поединком надевает на себя доспехи. Никто не рискнет обозвать человека, служащего церкви, лжецом, вором и прелюбодеем ни по телевидению, ни даже в самой захудалой газетенке. Америка и ее средства массовой информации с величайшим почтением поддерживали авторитет церкви. Действовал инстинкт страха перед неведомой силой, а также то обстоятельство, что церкви всех вероисповеданий обладали огромными финансовыми возможностями и содержали высокооплачиваемых лоббистов. Специальные законы освобождали доходы церкви от налогов.
Оддблад Грей знал все это и на людях вел себя по отношению к преподобному Бакстеру Фоксуорту с величайшим уважением. Но когда они оказывались с глазу на глаз, то, поскольку были старыми друзьями, и поскольку он знал, что Фоксуорт не испытывает никаких религиозных чувств, Грей мог вести фамильярно. Кроме того, в течение многих лет они не раз оказывали взаимные услуги и прекрасно понимали друг друга.
– Преподобный, – сказал Оддблад Грей, – я собираюсь оказать тебе услугу и прошу тебя о том же. Ты достаточно умен, чтобы понимать, что мы живем в очень опасное время.
Преподобный улыбнулся:
– Не трави дерьмо.
– Если ты будешь продолжать буйствовать, то можешь попасть в серьезную беду. Национальная безопасность становится сейчас предметом особого внимания правительства, и если ты затеешь какие-нибудь беспорядки и демонстрации, тебе не поможет даже Верховный суд. Именно сейчас ФБР, Служба безопасности и даже ЦРУ задают разные вопросы, особенно интересуясь тобой. Такова услуга, которую я тебе оказываю. Притихни.
– Я благодарен тебе за это, Отто, – теперь преподобный посерьезнел. – Дела настолько плохи?
– Да, – ответил Оддблад Грей. – Страна охвачена паникой после взрыва атомной бомбы. Народ одобрит любые репрессивные меры правительства. Они не потерпят никакого намека на бунт против власти. Забудь сейчас о конституции. И не воображай, что этот твой бедненький адвокат сможет выкинуть один из своих фокусов.
– Старина Уитни Чивер III, – хихикнул Фоксуорт. – Как я люблю этого человека! Ты когда-нибудь видел его по телевидению? Клянусь Господом Богом, он выглядит больше американцем, чем звездно-полосатый флаг. Напечатай его имя и физиономию на денежных купюрах и сам Шейлок примет их. Он умен и искренен. Он один из лучших адвокатов в стране. Он любит всех, кто нарушает закон, особенно если это делается во имя социального прогресса, или когда речь идет об ограблении бронированной машины и убийстве трех охранников. Он может изобразить подсудимых этакими Мартинами Лютерами Кингами и при этом даже глазом не моргнет. Вот за что я люблю его.
– Не доверяй ему, – посоветовал Оддблад Грей. – Если в ход пойдут крутые меры, его первого схватят.
– Схватить Уитни Чивера III? – недоверчиво переспросил Фоксуорт. – Это все равно что посадить за решетку Авраама Линкольна.
– Не доверяй ему, – повторил Оддблад Грей.
– А я никогда и не доверял ему, – отозвался Фоксуорт. – Он представляет собой худшую смесь. Он и белый, он и красный. Теперь он больше черный, чем белый. Но я знаю, что он больше красный, чем черный.
– Я хочу, чтобы ты притих, – сказал Оддблад Грей. – Я хочу, чтобы ты сотрудничал с администрацией. Потому что произойдут новые события, которые тебе понравятся. Так что побереги свою задницу.
– Не беспокойся о моей заднице, – ответил Фоксуорт. – Я знаю достаточно, чтобы залечь сейчас. А какую услугу я могу оказать тебе?
– Я собираюсь войти в правительство, – сказал Грей. – И знаешь, в качестве кого? Министра здравоохранения, образования и социального обеспечения. И я буду иметь мандат на мои преобразования. Ни один человек в этой стране, черный он или белый, никогда не будет голодать, никогда не будет лишен медицинской помощи, всегда будет обеспечен жильем.
Фоксуорт присвистнул и улыбнулся Грею. Все то же старое дерьмо с обещаниями.
Сотни тысяч новых рабочих мест. Братец, мы с тобой вместе будем творить великие дела. Мы должны поддерживать друг друга.
– Будь уверен, – отозвался Оддблад Грей. – Но веди себя тихо.
– Я не могу в таких обстоятельствах вести себя тихо, – вырвалось у Фоксуорта. – И вообще, Отто, я ведь знаю, что в принципе ты на нашей стороне, но почему ты такой трусливый, ты такой трусливый, ты, такой черный негр? Почему ты такой осторожный, когда знаешь, что все идет неправильно? Почему ты не с нами на улицах и не дерешься вместе с нами?
На этот раз Фоксуорт говорил серьезно, без поддразнивания.
– Потому, – пожал плечами Оддблад Грей, – что придет день, когда мне придется спасать твою задницу. Послушай, преподобный, мне приходится то и дело выслушивать Артура Викса, который распространяется насчет Израиля, и как мы должны его поддерживать. И что нельзя допустить нового истребления евреев. И каждый раз я хочу сказать ему, что если в нашей стране будут концентрационные лагеря и печи, то окажутся там не евреи, а мы, негры. Неужели ты не понимаешь? Если произойдет какая-нибудь катастрофа, если мы потерпим поражение в войне или еще что-то случится, в этой стране козлами отпущения окажутся черные. Ты можешь увидеть это в кино, прочесть в книгах. Конечно, это не провозглашается открыто, до такого они еще не дошли, ведь они не так прямолинейны, как ты со своими выкриками против белых. Однако, именно этого я все время боюсь.
Преподобный слушал его очень внимательно, привалившись грудью к большому письменному столу и уставившись в глаза Оддбладу Грею.
– Позволь мне сказать тебе, – сердито заявил он, – что наши братья не пойдут в эти лагеря, как шли евреи. Мы сожжем города дотла, они сгорят вместе с нами.
– Ты никогда не узнаешь, откуда тебе нанесут удар. Ты даже понятия на имеешь, на что способно правительство, которое может использовать силу власти, обман, раскол в обществе, откровенную жестокость. Ты об этом и представления не имеешь.
– Конечно, не имею, – согласился преподобный. Парни вроде тебя будут выполнять роль козла-иуды, который ведет за собой стадо на бойню. Ты это сейчас и практикуешь.