Пусть умирают дураки - читать онлайн книгу. Автор: Марио Пьюзо cтр.№ 58

Кроме того, меня тревожили и другие вещи. Вместо нового дома, я, возможно, попаду в тюрьму. Зависеть это будет от решения гранд-жюри, перед которым я должен был сегодня предстать. От этого будет зависеть все. Встав сегодня утром с постели, я почувствовал себя паршиво. Валли отправлялась вместе с детьми в школу и собиралась там остаться на выпускную церемонию. Я сказал, что на работу мне надо позже, и они ушли раньше меня. Я пил кофе и мысленно прокручивал в голове, что мне надо говорить перед гранд-жюри.

Нужно все отрицать. Они никак не могли доказать существование тех денег, что я брал в виде взяток, в этом меня Калли полностью уверил. Но меня беспокоило другое. Я заполнял анкету относительно моих доходов. И там был такой вопрос, имею ли я в своем владении дом. И я поступил очень рискованно. На самом-то деле первый взнос за Лонг-Айлендский дом я уже сделал, но окончательно еще не «закрыл» всю сумму. Поэтому я просто ответил «нет». То есть я посчитал, что домом я пока не владею, а про депозит в анкете ничего не спрашивали. Интересно, пронюхало уже об этом ФБР, или нет? Возможно, и пронюхало.

Поэтому можно было ожидать, что гранд-жюри задаст мне вопрос, внес ли я депозит за дом. И тогда придется отвечать, что внес. Затем они спросят, почему я не указал этого в анкете, и мне придется объяснять им, почему. Теперь, а что, если Фрэнк Элкор расколется и признает себя виновным и расскажет им о делах, которые мы с ним крутили? Я уже решил, что об этом я буду лгать. Тогда слова Фрэнка будут против меня. Он всегда проворачивал все дела сам, и никто его не прикрывал. А теперь я вспомнил, что как-то раз один из его клиентов пытался передать через меня конверт с деньгами для Фрэнка, его в тот день не было в офисе. Я отказался. И это было весьма удачно. Потому что как раз этот клиент и был среди тех ребят, что отправили в ФБР анонимку, с которой, соответственно, и заварилась вся эта каша. Мне просто повезло. Я отказался лишь потому, что не чувствовал лично к этому парню симпатии. Так что ему придется подтвердить, что денег я действительно не взял, и это будет очко в мою пользу.

Но мог ли Фрэнк расколоться и подставить меня гранд-жюри? Я сильно в этом сомневался. Единственно, как он мог бы спасти себя, это свидетельствовать против кого-нибудь вышестоящего по званию. Например, против какого-нибудь майора или полковника. Но весь трюк был в том, что никто из них в этом не был замешан. И еще я чувствовал, что Фрэнк все же был слишком порядочным, чтобы продать меня только потому, что сам попался. Кроме того, на карту у него поставлено слишком многое. Признав себя виновным, он потеряет свое место государственного служащего и пенсию, а также свое резервистское воинское звание и пенсию. Так что ему придется выкручиваться.

Но единственную настоящую проблему представлял Пол Хэмси. Тот парнишка, для которого я так много сделал, и чей папаша пообещал, что осчастливит меня на всю оставшуюся жизнь. После того, как с Полом было все улажено, господин Хэмси так и не дал больше о себе знать. Даже парой колготок. Я-то ожидал, что здесь должно прилично отломиться, по крайней мере, тысячи две, но кроме двух коробок с одеждой, которые он прислал в самом начале, больше ничего не последовало. Но я не настаивал и больше ничего не просил. Вообще-то, эти две коробки с одеждой тянули на несколько тысяч, хотя «осчастливить меня на всю оставшуюся жизнь», конечно, не могли. Да и черт с ним, надули так надули…

Но когда ФБР начало расследование, до них дошел слух, что Пол Хэмси уклонился от призыва и был зачислен на военную службу в Резерв уже после того, как получил повестку о призыве. Я знал, что письмо из призывной комиссии, анулирующее повестку о его призыве, было изъято из нашей картотеки и отправлено в вышестоящие инстанции. Я должен был иметь в виду, что люди из ФБР имели разговор с чиновником призывной комиссии, и что он рассказал им мою версию. Но тут же должно быть в порядке. Ничего особенно незаконного, небольшой бюрократический финт ушами, это случается сплошь и рядом. Однако, поговаривали, что Пол Хэмси раскололся на допросе в ФБР и рассказал им, что я брал взятки от нескольких его друзей.

Я вышел на улицу, сел в машину и поехал вдоль школы, где учился мой сын. Школа имела большую спортивную площадку с баскетбольной площадкой, залитой бетоном, и все это было огорожено высоким забором из проволочной сетки. Из окна автомобиля я видел, что выпускная церемония проводилась во дворе. Припарковав машину, подошел к изгороди и стал там, прислонившись к проволочной сетке.

Мальчишки и девчонки, уже перешагнувшие рубеж отрочества, стояли стройными рядами, все как один нарядно одетые по случаю выпускной церемонии, аккуратно причесанные и чистенькие — стояли, по-детски гордые, в ожидании торжественного перехода на следующую ступеньку, приближавшую их к взрослой жизни.

Для родителей соорудили специальный помост. И здоровенную деревянную сцену для высокопоставленных гостей, где стояли директор школы, политический деятель из местного избирательного участка, какой-то седой старикан в голубой пилотке с ленточками и в военной форме, какую носили в Американском Легионе, похоже, в 1920-х годах. Над сценой развевался американский флаг. Директор школы сказал что-то насчет того, что выдавать дипломы и награды каждому персонально они не могут из-за недостатка времени, и чтобы, когда будут называть по очереди каждый класс, выпускники из этого класса поворачивались бы лицом к помосту.

Так я стоял и наблюдал за ними несколько минут. После каждого очередного объявления ряд мальчишек и девчонок дружно поворачивались лицом к мамам, папам и другим родственникам, а те награждали их аплодисментами. Лица их светились гордостью и радостным воодушевлением. Сегодня был их день. Сегодня их хвалили и им аплодировали. Некоторые из этих разгильдяев до сих пор не умели читать. И никто из них не был готов встретить этот жестокий мир лицом к лицу. Я был рад, что в этот момент не видел лица своего сына. Я вернулся к машине и поехал в Нью-Йорк на встречу с гранд-жюри, навстречу своей судьбе.

Припарковав машину возле здания федерального суда, я вошел внутрь, очутившись в огромном вестибюле с мраморными полами. На лифте я поднялся до этажа, где находилась комната гранд-жюри. Выйдя из лифта, я обомлел: все скамейки были заняты ребятами которых мы зачисляли в наши резервистские подразделения. Их было по меньшей мере человек сто. Кто-то кивнул мне, с некоторыми я обменялся рукопожатиями и шутками по поводу всего этого дела. Тут я заметил Фрэнка Элкора, он стоял в одиночестве возле огромного окна. Я подошел к нему и мы пожали друг другу руки. Он выглядел спокойным. Однако лицо его было напряженно.

— Ну разве это не куча дерьма? — спросил он, пожимая мне руку.

— Ага, — ответил я.

За исключением Франка, все остальные были одеты по-гражданке. Он надел все свои награды Второй Мировой войны, нашивки старшего сержанта и знаки за выслугу лет. У него был вид солдата, готового выполнить любое задание. Он собирался сыграть на том, что гранд-жюри откажется предать суду такого человека — патриота, вернувшегося к делу защиты своего отечества. Я надеялся, что это сработает.

— Ты представляешь, — сказал Фрэнк, — они заставили вернуться из Форта Ли более двух сотен наших ребят. И все из-за какой-то уродской ерунды. Из-за того, что некоторым из этих мудаков никак не переварить призыв из запаса на действительную службу. На меня это произвело впечатление и удивило. То, что мы сделали, было, в сущности, таким невинным. Просто брали деньги за безобидный маленький фокус-покус. Это даже не было похоже на мошенничество. Просто оказание услуг, когда обе стороны получают выгоду, и при этом никому не причиняется вреда. Понятно, что пару законов мы нарушили, но ведь мы не совершили ничего по-настоящему дурного. А тут правительство тратит тысячи долларов, чтобы мы оказались за решеткой. Это выглядело как-то несправедливо. Мы ведь никого не застрелили, не грабили банков, не растрачивали казенные деньги, не подделывали чеков и не сбывали украденные вещи, не совершали изнасилования и даже не шпионили в пользу русских. Какого же хрена подняли весь этот шум? Я засмеялся. Почему-то вдруг у меня появилось хорошее настроение.