Пусть умирают дураки - читать онлайн книгу. Автор: Марио Пьюзо cтр.№ 36

В прежние дни они и не знали, что имеют общие права. Их нельзя было прогнать, как бы гнусно они ни действовали: в постели, на кухне. И кто получал удовольствие от жены через пару лет? А теперь они хотят равенства. Мне не добраться до них. Я бы показал им равенство. Я знаю, о чем говорю: я был женат четыре раза. И это стоило мне всех денег, которые я заработал.

Осано действительно ненавидел женщин в этот день. Месяцем позже я прочел в воскресной газете, что он женился в пятый раз на актрисе из небольшого театра. Она была вдвое моложе него. Вот такой здравый смысл у американского властителя дум. Я никогда не думал, что когда-нибудь буду на него работать и останусь при кем до его смерти, по чудесному стечению обстоятельств заставшей его холостым, но все-таки влюбленным в женщину. В женщин.

Я понял в тот день, несмотря на все дерьмо: он был помешан на женщинах. Эта была его слабость, и он ненавидел ее.

Наконец, я был готов к поездке в Лас-Вегас, чтобы снова встретиться с Калли. Это будет впервые за три года, три года спустя после того, как Джордан застрелился у себя в номере, выиграв четыреста тысяч долларов.

Мы с Калли поддерживали связь. Он звонил пару раз в месяц и присылал рождественские подарки мне, жене и детям. Я понимал, что подарки происходили из магазина отеля Занаду, где, как я знал, он получал их за небольшую долю продажной цены, а то и за бесплатно, что можно было предположить, зная Калли. Но тем не менее, это было мило с его стороны. Я рассказал Дженел про Калли, но никогда не рассказывал про Джордана.

Я знал, что у Калли в отеле высокий пост, так как его секретарша отвечала по телефону: «Помощник директора». И я удивлялся, как ему удалось за несколько лет взобраться так высоко. Судя по телефонным разговорам, у него изменились и голос, и манера говорить; он теперь говорил пониженным тоном, был теплее, искреннее, вежливее. Артист, взявшийся за другую роль. По телефону он вел легкую беседу и сплетничал о больших выигрышах и проигрышах, рассказывал забавные истории о типах, проживавших в отеле. Но никогда ничего о себе. Иногда кто-нибудь из нас вспоминал о Джордане, обычно к концу разговора, или, возможно, наоборот, упоминание о Джордане вело к окончанию разговора. Он был нашим камнем преткновения.

Валли собрала мой чемодан. Я ехал на уик-энд и должен был пропустить только один день работы в армейском резерве. А в отдаленном будущем, которое я предчувствовал, буду оправдывать свою поездку в Вегас журнальным очерком.

Пока Валли паковала мои вещи, дети были в кроватях, потому что я уезжал рано утром. Она слегка улыбнулась мне.

— Господи, так было ужасно, когда ты уехал в прошлый раз. Я думала, что ты не вернешься.

— Мне тогда необходимо было уехать, — сказал я. — Дела были очень плохи.

— С тех пор все изменилось, — задумчиво сказала Валли. — Три года назад у нас совсем не было денег. Мы так сидели на мели, что мне пришлось просить денег у отца, и я боялась, что ты об этом узнаешь. А ты вел себя так, как будто больше не любишь меня. Та поездка все изменила. Ты вернулся другим. Ты больше на меня не злился и стал терпеливее относиться к детям. И начал работать в журналах.

Я улыбнулся ей.

— Вспомни, вернулся победителем. Несколько лишних тысяч. Возможно, если бы я вернулся проигравшим, это была бы уже совсем другая история.

Валли захлопнула чемодан.

— Нет, — сказала она. — Ты вернулся другим. Тебе стало лучше, лучше со мной и с детьми.

— Я понял, чего мне недоставало, — сказал я.

— О да, — сказала она. — С этими смазливыми шлюшками в Вегасе.

— Они слишком дорого стоили, — возразил я. — А мне деньги нужны были для игры.

Я валял дурака, но в этом была доля серьезности. Если бы я сказал ей правду, что никогда не смотрел на других женщин, она не поверила бы мне. Но я мог привести хорошие аргументы: настолько чувствовал вину за то, что я такой никчемный муж и отец, который ничего не мог дать семье, не мог обеспечить им приличное существование, что мне не под силу было усугублять вину еще и неверностью. И основополагающий факт сводился к тому, что мы прекрасно себя чувствовали вместе в постели. Она была пределом моих желаний, она была идеальна для меня. Я думал, что создан для нее.

— Ты собираешься сегодня работать? — спросила она. На самом деле хотела узнать, собираемся ли мы сначала заняться любовью, чтобы успеть к этому подготовиться. Потом я обычно вставал, чтобы работать над романом, а она так крепко засыпала, что не шевелилась до самого утра. Она любила поспать. У меня и это не получалось.

— Да, — сказал я. — Я хочу поработать. Во всяком случае, я слишком взволнован перед поездкой, чтобы заснуть.

Было около полуночи, но она пошла на кухню, чтобы сварить мне кофе и сделать бутерброды. Я обычно работал до трех или четырех часов ночи, да и потом бодрствовал, пока она не вставала.

Наихудшая сторона писательства, по крайней мере, для меня, когда мне хорошо работалось, — это неспособность спать. Лежа в кровати, я не мог отключить свой мозг, продолжавший работать над романом. Когда я лежал в темноте, персонажи представали передо мной так живо, что я забывал про жену и про детей, и про обыденную жизнь. Но сегодня ночью у меня была другая, менее литературная причина. Мне хотелось, чтобы Валли уснула, так как мне надо достать деньги от взяток из тайника.

Я достал свою старую спортивную куртку «Лас-Вегас Виннер» из дальнего угла кладовки в спальне, которую ни разу не надевал с тех пор, как вернулся домой из Лас-Вегаса три года назад. Ее яркие цвета потускнели во мраке кладовки, но она все еще выглядела нарядной. Надев ее, я вышел на кухню. Валли бросила на нее взгляд и сказала:

— Мерлин, ты ведь не собираешься ее носить?

— Это моя счастливая куртка, — сказал я. — Кроме того, в ней удобно лететь в самолете.

Я знал, что Валли спрятала ее в кладовку, чтобы она не попадалась мне на глаза, и я не вздумал ее носить. Она не осмелилась ее выкинуть. Теперь куртка пригодилась.

Валли вздохнула.

— Ты такой суеверный.

Она была неправа. Я редко бывал суеверен, хотя и считал себя волшебником, но это не одно и то же.

После того, как Валли поцеловала меня на ночь и пошла спать, я выпил кофе и стал просматривать рукопись, которую вынес со стола из спальни, редактировал ее около часа, потом заглянул в спальню и увидел, что Валли крепко спит. Я слегка поцеловал ее. Она не шевельнулась. Мне нравилось, как она целует меня на ночь. Простой, обязательный поцелуй жены, казалось, отгораживал нас от одиночества и предательства внешнего мира. И часто лежа в постели в часы раннего утра, когда Валли спала, а мне не спалось, я слегка целовал ее в губы, надеясь, что она проснется, и я почувствую себя менее одиноким, занявшись любовью. Но на сейчас это был иудин поцелуй, частично продиктованный чувством, но в действительности — чтобы убедиться, что она не проснется, когда я буду раскапывать спрятанные деньги.