Первый Дон - читать онлайн книгу. Автор: Марио Пьюзо cтр.№ 50

— Мы никогда не говорили об этом раньше. Для того чтобы защитить тебя и твоего сына, я не разубеждала Джулиано в том, что Чезаре — его сын. Но я клянусь Иисусом, что это ложь. Я солгала, чтобы связать Джулиано руки, потому что сердце у него не такое доброе и благородное, как у тебя. Уверенность в том, что отец Чезаре — он, защищала вас от его вероломства.

Александр какое-то время боролся с собой.

— Но как каждому из нас узнать, где правда? Где гарантии того, что его отец именно я?

Ваноцца медленно подняла руку Александра, развернула ладонью к глазам.

— Внимательно посмотри на эту руку, Риго. Всесторонне изучи ее. А потом так же внимательно взгляни на руку своего сына. Ибо с момента его рождения я жила в страхе, что кто-то заметит очевидное мне, и тогда все рухнет.

Вот тут Александр понял, отчего делла Ровере настроен столь враждебно, откуда в нем столько ревности и ненависти. Ибо он отнял у кардинала все, что тот уже считал своим: папский престол, любовницу, сына.

Для кардиналов не составляло секрета, что делла Ровере влюблялся только раз в жизни и души не чаял в Ваноцце. А когда Ваноцца ушла от него, стал злобен, ревнив, завистлив. Опять же, среди его детей не было сыновей, только дочери. Так Господь наказывал его.

Волна облегчения прокатилась по сердцу Александра, только теперь он понял, сколь мешали его отношениям с Чезаре сомнения в том, что тот — его сын. Если бы он так сильно не любил Ваноццу, если бы не восхищался ею, он задал бы этот вопрос раньше и уберег бы себя и Чезаре от лишних терзаний. Но он боялся потерять ее, а потому молчал.

— Я обдумаю твои слова, — пообещал Александр Ваноцце. — И поговорю с Чезаре насчет его призвания. Если он согласится поговорить со мной.

Голос Ваноццы переполняло сострадание:

— Наш сын Хуан мертв, Риго. Без него жизнь не будет прежней. Но наш Чезаре жив, и он нужен тебе, чтобы вести за собой твои армии. Если не он, то кто? Хофре? Нет, Риго. Только Чезаре, потому что он — воин. Но для того, чтобы потребовать его жизнь, ты должен освободить его своей любовью. Пусть кто-то еще будет Папой. Мы прожили счастливую жизнь.

Александр встал, наклонился, чтобы поцеловать Ваноццу в щеку, уловил аромат ее духов. Уходил он не без сожаления.

Ваноцца осталась у порога, улыбаясь, помахала на прощание рукой.

— Посмотри на его руки, Риго. И тебе все станет ясно.

* * *

Вернувшись в Рим из Флоренции, Чезаре немедленно поехал к отцу. Он, Александр и Дуарте уединились в кабинете Папы, среди роскошных гобеленов и резной мебели.

Александр обнял сына, и теплота объятий насторожила Чезаре.

Первым заговорил Дуарте:

— Ты нашел пророка таким же опасным, каким его расписывают слухи?

Чезаре опустился в кресло напротив отца и Дуарте.

— Он — блестящий оратор, и горожане собираются толпами, словно на карнавал, чтобы послушать его.

На лице Александра отразился интерес.

— И о чем он говорит?

— О реформах. И индульгенциях семьи Борджа. Обвиняет нас во множестве прегрешений, пугает людей, убеждая их, что они обрекут свои души на вечные муки, если будут следовать за святой римской церковью и чтить Папу.

Александр поднялся, прошелся по кабинету.

— Печально, что такой блестящий разум соблазнен демонами. Я с удовольствием читал многие его работы.

И слышал, что его восхищает окружающий нас мир… ночами он будил монахов и сзывал во двор монастыря, чтобы все они могли полюбоваться звездами.

Чезаре прервал Александра:

— Отец, для нас он опасен. Он настаивает на самых жестких реформах. Он заключил союз с Францией. И требует, чтобы папский престол занял кто-то другой, истинно добродетельный человек. Не сомневаюсь, что этим человеком окажется Джулиано делла Ровере.

Александр повернулся к Дуарте.

— Я колебался, заставлять ли этого монаха признать свои грехи, когда он верно служил церкви, но, боюсь, теперь необходимость в этом назрела. Дуарте, проследи, чтобы этот вопрос решили быстро, ибо во Флоренции пора наводить порядок, до того, как будет нанесен слишком большой урон.

Дуарте поклонился и вышел.

Александр сел на диван, указал Чезаре на обитый красным бархатом стул. Лицо его оставалось бесстрастным, однако пристальный взгляд уперся в Чезаре.

— А теперь ты должен сказать, что у тебя на душе. Ты любишь святую церковь так же, как я? Ты согласен по-прежнему отдавать ей всю жизнь, как отдавал я?

Такая постановка вопроса Чезаре очень устраивала.

Он уже не раз показывал отцу, что он — солдат, а не священник. Но ответил не сразу, тщательно подбирая слова.

Понимал, что должен завоевать абсолютное доверие Папы. Он знал, что отец никогда не будет любить его так же, как любил Хуана, но не сомневался, что может рассчитывать на толику отцовской любви. Не составляла для него тайны и невероятная хитрость отца, оружие, которое он использовал против даже самых верных и любящих. Поэтому Чезаре не собирался выдавать свои самые страшные секреты.

— Отец, должен признать, что у меня слишком много земных желаний, чтобы я мог служить церкви так, как ты требуешь. И я не хочу обрекать свою душу на вечные муки.

Александр заглянул Чезаре в глаза.

— В молодости я был таким же, как ты. Никто и представить себе не мог, что я стану Папой. Но я усердно трудился сорок лет, совершенствовался и как человек, и как священник. То же может произойти и с тобой.

— Я этого не хочу, — прямо ответил Чезаре.

— Но почему? — спросил Александр. — Ты любишь власть, ты любишь деньги. В этом мире человек должен приложить немало усилий, чтобы выжить. И с твоими талантами ты можешь высоко подняться, — он помолчал. — Может, твою совесть мучает какое-то страшное преступление, заставляя тебя верить, что ты не можешь служить церкви?

В этот момент Чезаре все понял. Отец хотел, чтобы он признался в своих отношениях с Лукрецией. Но он знал, что после такого признания прощения ему не будет. И хотя сокрытие правды далось ему с неимоверным трудом, он чувствовал, что отец предпочтет услышать ложь, но достаточно убедительную.

— Да, — кивнул он, — я совершил преступление. Но если признаюсь в нем, ты проклянешь меня в своем сердце.

Александр наклонился вперед, в яростном взгляде не было места прощению. И в этот момент, хотя Чезаре и понял, что отец догадался о том, что все эти годы он оставался любовником Лукреции, он чувствовал себя триумфатором, потому что ему удалось перехитрить отца.

— Бог может простить все.

Чезаре ответил, зная, какое впечатление произведут его слова:

— Я не верю в Бога. Не верю в Христа, в Деву Марию, в святых.