Опальная красавица - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 57

Он едва узнал ее, она была совсем другая, чем там, на галере: в красивом зеленом платье, с изысканной прическою, – но лицо ее было таким же испуганным, как в тот миг, когда сабля Сеид-Гирея свистела около головы Леха Волгаря, а вокруг все горело, лилась кровь. И тут словно некая темная волна выплеснулась из зеркала и ударила Вука! Это было предчувствие страшной опасности... но самым страшным было то, что грозила она не ему, а Рюкийе.

– Берегись! – безотчетно выкрикнул Вук и очнулся от звука собственного голоса. Пришлось бессвязно объяснять всполошившимся друзьям, что ему просто-напросто приснился дурной сон.

Второй подобный случай был уже на исходе зимы. Вук и Миленко сидели на поляне, ожидая разведчиков, ушедших в Банялуку, и смотрели на синие зубцы гор. Миленко задумчиво покуривал трубочку, а Вук крепко задумался. Как всегда, о Рюкийе.

Жива ли она? Помнит ли?

Солнце играло со снегом, сверкало. Вук засмотрелся на шаловливые искры. Они мельтешили, выстраиваясь в длинный ряд огоньков, и Вук разглядел, что перед ним открывается как бы коридор взаимно отраженных зеркал, а в конце этого коридора, между двух свечей, сидит Рюкийе и смотрит прямо в его глаза.

Она была невероятно далеко – и в то же время так близко, что чудилось: протяни руку – и коснешься ее!..

Вук рванулся вперед... но тут громко запыхтел трубкою Миленко и вскочил на ноги, дрожа и смеясь: – Холодно!

Видение исчезло.

* * *

А все же в недобрый час разметали гайдуки тот османский обоз! Добыча, конечно, была хороша, но ярость банялукского муселима превзошла все ожидания. Османы не разучились воевать, так что карательные отряды, шедшие на поиск четы Георгия, определенно должны были стереть с лица земли даже воспоминание о злосчастных гяурах. Спасла отряд случайность: Арсений, который признавал только власть Георгия, а пришлого харамбаши, как он называл Миленко, почти ни во что не ставил, самовольно ушел в соседнюю деревню навестить кума, да по дороге наткнулся на оттоманцев – и еле ноги унес, но успел предупредить своих об опасности.

И он, и большая часть гайдуков, и сам Миленко настаивали принять бой, однако оба русских требовали отступить: силы противника были слишком велики. Георгий предложил отойти за Саву, но не углубляться в австрийские земли, а осесть на самой границе, чтобы в любое время можно было одолеть речную преграду и ударить по османам. Только этим обещанием впредь не давать мусульманам спуску и удалось утихомирить горячие головы, после чего отряд спешно переправился через Саву на нескольких больших лодках и плотах, но был вынужден побросать часть снаряжения, орудий, лошадей и прочего добра, недавно взятого в бою. Впрочем, оставили все без сожаления: сошлись на том, что это навлекло на отряд несчастья. Аница, которую, конечно, тоже взяли с собой, как и пленную турчанку, неистовствовала, крича, что эту ведьму надо убить или хотя бы оставить, что именно она принесла все беды! Вук в сердцах едва не отвесил Анице пощечину – и вскоре пожалел, что не сделал этого, ибо посередине реки Аница вдруг изо всех сил толкнула турчанку – и та упала в воду. Она скрылась в волнах, даже не вскрикнув, и сразу пошла на дно, а покрасневшая вокруг бортов вода свидетельствовала, что Аница наверняка ударила ненавистную ей красавицу ножом.

Ни Вук, ни Миленко, ни Георгий ничего не могли поделать: они находились в другой лодке, – и только с ужасом переглянулись. Вук схватился за пистолет, но Георгий нахмурился, и тот одумался: что же он, вон как недобро смотрят гайдуки! Пожалуй, только Арсению было истинно жаль несчастную: это читалось на его лице, остальные же никогда не понимали прихоти Москова – добро взял бы девушку в наложницы, а то просто поселил эту чужинку среди своих! Пожалуй, они, как Аница, верили, что иноземка навлекла на них несчастье, а Аницу все жалели, и в глазах гайдуков случившееся было чем-то вроде мести молодой сербиянки за погубленную семью. Они бы не простили Вуку наказания Аницы, и только Миленко осмелился сказать ей резкое, злое слово.

Вук смолчал... но теперь Аница сделалась ему воистину омерзительна, и он с трудом скрывал это, ибо сердцем чувствовал: это была не месть за семью, Аница убила ту, в ком видела соперницу. Она ведь не знала, что сердце Вука заперто для любви! И даже о смерти турчанки он жалел только как о безвозвратно загубленной красоте.

Чета обосновалась близ деревушки Савска Обала [43], которая вполне оправдывала свое название, ибо лежала как раз по берегу Савы. Пара пустяков – переправиться на турецкую сторону! Но теперь Вук наконец понял, что имели в виду Георгий, и Арсений, и Йово, и Миленко, говоря, будто в Турции славянину свободнее, чем в Австрии: швабы словно бы изменили землю, воздух и воду, будто подмешали в них что-то чужеродное, тлетворное.

Это нечто была религия, и Вук осознал, что столкновение трех верований на Балканах всегда будет источником множества страданий именно потому, что славяне, как никакой другой народ Европы, фанатичны в вопросах веры благодаря своей душевной чистоте и искренности. Когда речь идет о душе, для славян не существуют всякие хитроумные уловки и увертки, принятые у французов, англичан или немцев. Они могут идти только прямой дорогой духа, пусть даже это – путь на Голгофу. Это-то и делает славян страшно неприятными для воспитанных западным иезуитизмом народов, которые не выносят этой простодушной, детской, чистой прямолинейности, а видят в ней нечто вызывающе дерзкое, как бы насмешку и порицание, что-то такое, что оскорбляет, жжет, режет их – и вынуждает видеть в славянстве своего первого врага.

В каждой деревне был костел, а если нет – то непременно там околачивался миссионер римско-католической церкви, неустанно обрабатывающий эту ниву во славу своего господа. И лютой ненавистью исполнились сердца церковников, когда перед сербами зазвучали пламенные речи Георгия – лучшего из проповедников православия и великой славянской идеи, каких когда-либо слышал Вук.