А Джейни шагнула вперед.
Резкий звук неожиданно рассек мелодию. Маленький Человечек поспешно нырнул обратно в книгу, размахивая руками так, будто его засасывала трясина. Джейни кинулась было к нему, но в очередной раз остановилась, услышав странный скрежет. Она глянула в окно и увидела целую армию крошечных гоблинов. Они царапали когтями по стеклу, и их глазки-щелочки горели желтым огнем.
Боковым зрением уловив какое-то движение, Джейни быстро повернулась: незримая рука вновь торопливо листала роман. Музыка ударила громче, и с распахнутых страниц книги в комнату повалила тьма.
От стен отделились чьи-то зловещие тени, и в воздухе повеяло смертью. Детские ночные страхи мгновенно ожили, словно кто-то открыл ящик Пандоры, выпустив на волю болезни и бедствия, которые беспощадно обрушились на родных и близких.
Дедушка, словно восставший мертвец, пошатываясь, показался из темноты. Рот его кишел червями, глаза были пусты…
Полусгнивший труп Феликса, покрытый гнойными язвами, протягивал к ней окровавленные руки…
Безногая Клэр ползла по ковру, орлиными когтями впиваясь в мягкий ворс, а с острых клыков ее капала алая кровь…
Репортер из «Роллинг стоун» ковылял, закатив глаза, а за ним тянулись вывалившиеся внутренности…
И многие, многие другие. И все они подступали к Джейни…
Сотни костлявых рук впились в ее тело, сдирали с него кровоточащие полоски кожи и тащили девушку в самую глубь тьмы, где ее ожидали еще более страшные пытки…
Гоблины ломились в окно все яростнее…
В гостиной, как на скотобойне, стоял запах крови, экскрементов, паленой шерсти и гниющей плоти…
К ритмичным басам теперь уже электронной музыки примешивался скрежет клыков, бульканье, зловещий шелест…
И протяжный жалобный стон, вырвавшийся из груди Джейни перед тем, как она наконец проснулась.
Только спустя долгое время ей, совершенно измученной, удалось снова задремать.
В номере маленькой частной гостиницы, расположенной неподалеку от Дедушкиного дома на Дак-стрит, Майкл Бетт лежал в своей постели и размышлял.
Незадолго перед этим ему тоже снился сон. Будто идет он по залитым солнцем холмам, среди фиалок и анемон
[42]
, которые своим сладостным ароматом привлекают неутомимых пчел. У подножия холмов плещется море, на небе нет ни облачка, и в воздухе плывет нежная мелодия — мягкий голос нортумбрийской волынки выводит мотив, в котором Бетт узнал одно из произведений Джейни Литтл.
Ему никогда в жизни не доводилось бывать в столь мирном месте, и это спокойствие и безмятежность повергли его в неописуемую ярость.
Ведь все вокруг было лживым: на самом деле мир жесток, и в игре под названием «жизнь» побеждает сильнейший.
А это лишь жалкая иллюзия.
Бетт отыскал палку и принялся колотить по цветам, сбивая со стеблей их яркие головки, однако вскоре у него заныло плечо, а звуки волынки, казалось, проникли в мозг, вызвав безумное желание немедленно убить невидимого музыканта.
Джейни Литтл…
Он бы собственными зубами перегрыз ей глотку!
Занеся палку, Бетт лихорадочно огляделся в поисках ненавистного врага. А из груди его вырвался дикий вопль…
С этим воплем он и очнулся, отчаянно пытаясь выбраться из кокона сбившихся простыней и ощущая пульсирующую боль в плече.
Он вспомнил свой недавний провал с Клэр Мэбли и внезапную перемену в Лине Грант.
Он вспомнил, как ему пришлось отчитываться перед Мэдденом минувшим вечером…
Он хотел сорвать на ком-нибудь свою злость, но вынужден был в ожидании рассвета, морщась от боли, тупо таращиться в потолок.
«Терпение, Майкл, — сказал он себе. — Осталось недолго. Скоро эти бараны узнают, что такое настоящая боль». Он выяснит, как устроен каждый из них: сколько вдохов они смогут сделать с дырой в груди, сколько криков успеют издать, пока он сдирает с них шкуру.
Он умел быть очень терпеливым…
Вот только снов на сегодня достаточно.
В своей комнате в отеле Пензанса Лина Грант тоже бодрствовала.
Хотя ее недавние видения были вполне обыденными по сравнению с теми, что посещали других обитателей полуострова Пенвит. Во сне она несколько раз сталкивалась с разъяренным Феликсом и пыталась оправдаться перед ним за свой поступок, но он упорно не желал ее слушать.
Сердце Лины было разбито. Сама не понимая зачем, она снова и снова пускалась в объяснения, но он был все так же безжалостен.
Наконец с лицом, мокрым от слез, она проснулась одна в своей постели, ощущая пустоту, которой не чувствовала никогда прежде. Лина села, подтянув к подбородку колени, и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Чтобы отвлечься, она решила подумать о Бостоне, о том, чем будет заниматься в ближайшие выходные его блистательное общество, но мысли ее, как назло, неизменно возвращались в Пензанс.
Как же ей хотелось забыть!
Забыть о Феликсе, о Джейни Литтл, о своей боли… О Клэр Мэбли и о том, сумел ли приятель Вилли Кила отыскать ее раньше Майкла Бетта.
Отец сказал, что завтра утром они с Мэдденом прилетят в Англию.
Как и Бетт, Лина чувствовала, что все вокруг рушится, но, в отличие от него, винила в этом исключительно себя.
Она менялась… Нет, она уже изменилась. И решительно не могла понять почему. Как этому мускулистому моряку удалось сотворить с ней такое?
Огорчение из-за того, что она подвела отца, а вместе с ним и весь Орден, равно как и беспокойство по поводу Бетта, сейчас отодвинулось на второй план: в данный момент ее больше волновало, что же все-таки перевернуло ее мир. Если это любовь, то она обойдется и без нее. Благодарим покорно! Правда, никто не предлагал ей выбора…
Сегодня Лине открылась горькая истина, которую ее отцу и Мэддену еще только предстояло узнать: не все в этом мире зависит от самого человека…
Так длилась эта странная ночь, и те, кто был награжден или проклят причастностью к тайне Уильяма Данторна, часами путешествовали по своим сновидениям, наполненным радостью и скорбью, гневом и страхом.
Для одних рассвет забрезжил слишком рано.
Другим казалось, что утро не наступит никогда.
Часть вторая.
Утраченная музыка
Музыка является одним из духовных путей в высшие миры познания, которые понимают человечество, но которые само человечество не в состоянии постичь.
Приписывается Людвигу ван Бетховену
Изначально песнопения носили религиозный характер. Позднее появились баллады, которые являлись способом передачи информации, различных историй и мнений. Ныне, в двадцатом столетии, песни превратились в средство обогащения и достижения славы. Мне кажется, первые две цели были лучше.