— И меня, — нахмурившись, подает голос Сюзи и толкает Аарона в плечо. — Неужели ты бросил бы меня?
— Это вряд ли.
— А вы, Рауль? — спрашивает Боджо.
— Если уж я зашел так далеко, — говорит Рауль, — то какой смысл теперь отступать?
Мы с ним на секунду встречаемся взглядами, и я понимаю, о чем он думает. У него, так же как и у меня, там любимый человек.
Мы снова смотрим в туман. Так странно — видеть этот лес на той стороне, зная, что, как только мы перешагнем границу, тут же окажемся в каком-то ином мире.
— Всем держаться за руки, пока мы идем сквозь туман, — командует Боджо. — Это чтобы быть уверенными в том, что все попадем в одно и то же место.
Мне вдруг приходит в голову несвоевременная, нелепая мысль о гранках, которые я вычитывал перед тем, как все это началось, и о том, что я так и не дал знать Алану, что задержу их.
— Кристи… — вдруг обращается ко мне Сюзи.
Я вздрагиваю и возвращаюсь в настоящее. Левую руку протягиваю Сюзи, правую — Раулю. Теперь мы соединены, как бусинки в ожерелье.
— Держитесь друг за друга крепко, — говорит Боджо.
Пальцы Сюзи все сильнее сжимают мою ладонь. По одному, вслед за жестянщиком, мы проходим сквозь туман. Я чувствую, что и сам изо всех сил стискиваю руки Сюзи и Рауля.
Проход сквозь слой серого тумана — одно из самых странных ощущений, какое я когда-либо испытывал. И может быть, один из самых храбрых в моей жизни поступков — следовать за остальными, видя, как они исчезают за стеной тумана. Не могу даже описать панику, которая охватывает меня, когда я вижу, как они уходят. Боджо, Аарон, Сюзи. Я вижу только руку, которая парит в воздухе и за которую я держусь, и, значит, моя очередь.
Мне не хочется туда идти, и, чтобы дать задний ход, мне достаточно лишь выдернуть свою руку у Сюзи. Но я заставляю себя, и вот уже и рука Сюзи исчезла, и постепенно исчезает моя собственная.
Туман практически не касается моей кожи, он, скорее, проходит сквозь кожу. На какое-то мгновение я сам становлюсь туманом, наши молекулы смешиваются. Я слышу у себя в голове странные звуки, напоминающие радиопомехи. Температура падает градусов на десять. Я ожидал приступа дурноты, такого как после перехода границы с Миром Духов, но ничего подобного не происходит. Вместо этого я чувствую острое, всеобъемлющее одиночество. Глубокое понимание, что, сколькими бы людьми я ни окружил себя, я одинок во Вселенной.
И вот я прошел, за мной последовал Рауль.
Кажется, мы очень долго стоим на другой стороне, не разнимая рук, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь мглу. Мне кажется, что надо заново учиться дышать, но, по крайней мере, это ужасное чувство одиночества отступило. Воздух какой-то затхлый, как в подвале. Ощущение сырости.
— Да, как-то не хочется проделывать такое часто, — говорит Боджо.
Его голос словно отменяет какое-то заклинание, сцепившее наши руки. Мы отпускаем друг друга и осматриваемся.
Освещение слабое, но, когда глаза приспосабливаются, оказывается, что вокруг вовсе не так темно, как показалось вначале.
— Вы знаете, где мы находимся? — спрашивает Рауль у Боджо.
— Где-то под землей, — качает головой жестянщик.
Как только он говорит это, я начинаю внимательно рассматривать то, что нас окружает. Оказывается, мы в широком коридоре или туннеле. Стены из кирпича, надежно склеенного цементом. Под ногами — мусор: камни, осколки битого кирпича, обрывки газет — в общем, всякий сор. Я поднимаю ближайшую ко мне газету и пробегаю глазами строчки. Либо освещение хуже, чем я предполагал, либо это написано на неизвестном мне языке.
Я поднимаю голову, пытаясь сообразить, откуда идет свет. Высоко на стенах я замечаю фосфорное свечение. Потолка не вижу. Если бы не застоявшийся, неподвижный воздух, я бы решил, что его и нет.
— Посмотрите, — говорит Сюзи.
Она прошла немного вперед и указывает на грубую постройку на опорах из необтесанных бревен, крытую толем.
За ней — целая деревня таких же строений, тянущихся вдоль стены, насколько мы можем видеть.
— Здесь люди живут? — спрашивает Рауль.
— Скорее, жили, — отвечает Боджо. — Похоже, что здесь давно никто не был.
— Напоминает канализацию.
— Скорее, заброшенную линию метро, — говорю я, ковыряя носком ботинка в мусоре под ногами. — Мне кажется, если бы мы разгребли этот мусор, то докопались бы до рельсов. А может, это что-то вроде Старого города в Ньюфорде.
— Только в Старом городе никто не живет, — уточняет Аарон, — с тех пор как землетрясение загнало все постройки под землю.
— Ты в этом уверен? — спрашиваю я.
Аарон устало и раздраженно смотрит на меня:
— Да ладно! Ты, конечно, будешь рассказывать про всяких там гоблинов — как бишь ты их окрестил?
— Скукинсы.
— Точно. Ты и правда считаешь, что они живут в Старом городе?
— Так мне говорили.
— А ты их видел?
— Нет, — отвечаю я, — но я видел бездомных людей. Там безопаснее, чем в Катакомбах, потому что меньше преступных элементов — всяких сумасшедших и байкеров.
— А ты-то что там делал?
Я улыбаюсь ему в ответ:
— Искал гоблинов.
Аарон качает головой.
— Итак, что дальше? — спрашивает Рауль. — Идти по туннелю?
Боджо кивает:
— Тропа все еще продолжается. Ее не видно, но я чувствую, что она есть под всем этим мусором.
Я знаю, что у всех нас есть вопросы, начиная с того, как этот туннель вообще мог оказаться здесь, если все, что мы видели сквозь туман, было старым дремучим лесом, но Боджо отправляется, мы следуем за ним, как тогда, когда в первый раз перешли границу Другого Мира. На этот раз Сюзи и Аарон идут за жестянщиком, а мы с Раулем замыкаем шествие.
— Думаете, мы и правда найдем их, — спрашивает Рауль через некоторое время, — всех этих людей, которые пропали?
Разумеется, он хочет спросить, найдем ли мы его Бенни.
Я бросаю на него быстрый взгляд.
— Мы должны их найти, — отвечаю я. — Иначе я сойду с ума.
— Мне кажется, я уже сошел, — говорит он, обведя рукой все, что вокруг. — Все это… все эти миры…
— Да, это выглядит несколько иначе, чем я ожидал.
— Вам страшно?
Я киваю:
— Но не столько за себя, сколько за Саскию. Что мы ее не найдем. Или найдем, но…
Я не в силах закончить фразу.
— Я всю жизнь боялся, — говорит Рауль. — Боялся почти всего. Мира вообще, мальчишек, которые стали бить меня, когда я подрос. Я был тощим заморышем, меня всегда больше интересовало рисование, чем спорт, девочки и тусовки. — Он невесело улыбается. — Меня называли слабаком и пидором задолго до того, как я осознал свою сексуальную ориентацию.