Как-то, спускаясь к себе в каюту после одной такой
«прогулки», как она называла свои многочасовые стояния на носу или у борта,
Сара наткнулась на Марту Джордан, которая выходила из своей каюты вместе с
Ханной. Насколько Саре было известно, их каюта была не больше, чем у нее, и она
часто задавалась вопросом, как они ухитряются там размещаться.
— Добрый день, мисс, — произнесла Марта Джордан, смущенно
опуская взгляд. Не она одна недоумевала, почему эта красивая молодая леди
путешествует одна, без компаньонки, и Сара поняла, что должна непременно что-то
придумать в свое оправдание. Как ни суди, Маргарет подвела ее, и Сара не знала,
как ей быть. Пока она оставалась на корабле, обходить скользкую тему не
составляло труда, но как ей быть, когда она окажется в Бостоне?
— Здравствуйте, миссис Джордан, здравствуй,
Ханна, — промолвила Сара, улыбаясь девочке. У нее было совсем простое, но
очень милое личико, и она была очень похожа на мать. — Как ты себя
чувствуешь, малышка?
Несмотря на то, что в трюме было довольно темно, она
заметила, что и мать, и дочь выглядят очень бледными и изможденными.
— Не очень хорошо, — пискнула девочка и поглядела
на мать. Та невольно подняла голову и, поглядев на Сару, приседав неуверенном
реверансе, словно сомневаясь, стоит ли раскланиваться с этой подозрительной
особой. Впрочем, не исключено было, что от слабости у нее просто подгибались
ноги.
— Если хотите, — предложила Сара, обращаясь к
Марте, — девочка могла бы ночевать у меня. В этих крошечных каютах и
одному-то человеку трудно развернуться, а вас все-таки трое. К несчастью, у
меня никогда не было своих детей, но мой покойный муж очень хотел, чтобы у нас
была дочка. Или сын.
Сара не упомянула о своих шести неудачных родах, когда она
производила на свет мертвых или нежизнеспособных младенцев, однако в этом не
было необходимости. Выпущенная ею стрела угодила точно в цель.
— Так вы, значит, вдова? — спросила Марта Джордан
с явным облегчением. Она знала, что даже в этом случае их попутчице не
следовало путешествовать одной, без родственницы или компаньонки, однако в
данном случае нарушение приличий было если не простительно, то по крайней мере
объяснимо.
— Увы. — Сара потупилась. Она очень хотела, чтобы
дело так и обстояло в действительности, и боялась, что Марта сможет прочесть
что-нибудь в ее взгляде. — Мой муж… Он скончался совсем недавно. Со мной
должна была поехать племянница, — добавила она, предполагая, что Марта
могла видеть, как она прощалась с Маргарет, — но бедняжка боится морских
путешествий. Я уверена, что, не оставь я ее дома, она проплакала бы до самого
Бостона. Вот почему я так и не решилась взять ее с собой, хотя и обещала
родным, что она будет сопровождать меня в путешествии. По отношению к Марго это
было бы чересчур жестоко, хотя я понимаю, что дама моих лет не должна
путешествовать одна.
Говоря это, Сара сделала скорбное лицо, и доверчивая миссис
Джордан тотчас прониклась к ней сочувствием.
— Бедная миссис Фергюссон! — воскликнула
она. — Как это ужасно! Я… я очень сочувствую вашему горю. Потерять мужа —
это такая трагедия! — «…И не иметь детей — тоже», — добавила она
мысленно. Марта не знала точно, сколько лет Саре, однако по лицу ее она довольно
точно определила, что молодой вдове, должно быть, не больше двадцати пяти.
— Если мы с мужем можем чем-то помочь, вы только
скажите, — добавила она со всей возможной сердечностью. — Если
хотите, можете погостить у нас в Огайо — мы будем очень рады.
Сара от души поблагодарила добрую женщину, хотя ни в какое
Огайо она не собиралась. Ей нужно было попасть в Бостон.
— Вы очень добры, — сказала она и, кивнув девочке,
прошла дальше в свою каюту. Сара была очень довольна тем, какой она нашла
выход. Так получилось, что с самого начала путешествия она выходила на палубу
только в черной шляпе с полями, стянутыми завязанной под подбородком лентой, и
в темном шерстяном плаще, так что теперь у других пассажиров не должно было
возникнуть никаких сомнений в том, что она носит траур по мужу. Кроме того,
положение вдовы должно было оградить Сару от ухаживаний со стороны ее
спутников. Впрочем, они были так измучены морской болезнью, что им было просто
не до нее.
Но, поглядев на себя в крошечное зеркальце, Сара подумала о
том, что, несмотря на свой траурный наряд, она мало похожа на убитую горем
вдову. Голубые глаза ее сияли и лучились счастьем, и чем дальше уходил
английский берег, тем очевиднее становилась ее радость.
Прошел еще день, и Британские острова окончательно растаяли
на горизонте. Погода была сносной, ветер был попутным, и все, казалось, шло
хорошо. Еда тоже была вкусной и, главное, свежей — Сара была наслышана, что
моряки питаются в основном солониной, и очень удивилась, когда у нее на тарелке
появилась свежая свиная отбивная. Она поняла, в чем дело, только когда Марта
объяснила, что на корабле есть несколько живых свиней и овец, которых капитан
предусмотрительно захватил с собой из порта, а также большой запас свежих
овощей нынешнего урожая.
Единственное, что несколько тревожило Сару, это поведение
команды. Каждую ночь она слышала доносящиеся из матросского кубрика шум и
крики, и Сет Джордан сказал ей, что матросы каждую ночь пьют ром. Он был
основательно напуган этим обстоятельством и даже настоял на том, чтобы Сара и
Марта не покидали своих кают после ужина.
Прошло еще несколько дней, и торговцы, слегка оправившись от
морской болезни, стали появляться на палубе. Как правило, они стояли возле
борта, не рискуя отходить слишком далеко на случай рецидива болезни, однако,
если судить по тому, как оживленно они переговаривались, все они уже вполне
освоились с постоянным покачиванием палубы под ногами. Время от времени к ним
подходил и капитан Маккормик, старавшийся подбодрить своих пассажиров, и тогда
Сара слышала обрывки шуток и взрывы веселого смеха.
Несмотря на некоторую внешнюю грубоватость, капитан оказался
очень внимателен и предупредителен к пассажирам. Как-то он заглянул и к Саре,
чтобы поболтать с ней о том, о сем, и она узнала, что Маккормик родом из Уэльса
и что на острове Уайт у него осталась семья: жена и десятеро детей. Он редко
видел их — по его собственному признанию, капитан не был дома уже два года.
Их разговор носил непринужденный и откровенный характер,
однако капитан все же умолчал о том, что по временам — особенно когда Сара
выходила на палубу — ему бывало трудно сосредоточиться на управлении судном.
Хрупкая красота этой молодой женщины совершенно очаровала старого морского
волка, и он все чаще и чаще ловил себя на том, что любуется ее живым,
одухотворенным лицом, которое становилось то мечтательно-счастливым, когда она
смотрела куда-то вдаль, то углубленным и сосредоточенным, когда она склонялась
над своим дневником.
На своем веку капитан Маккормик повидал немало женщин, но
Сара была совсем особенной. Ее красота способна была воспламенить любого
мужчину с первого взгляда, и несчастный уже не мог забыть ни ее голубых глаз,
ни ее тонких черт, ни изящной, грациозной поступи. Каким-то образом в ней
уживались внутренняя сила и покорность, что делало ее вдвойне привлекательной.
Самое главное, однако, заключалось в том, что сама Сара совершенно не отдавала
себе отчета в том, какое впечатление она производит на мужчин.