Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Диккенс cтр.№ 85

– С той поры, мистер Микобер, у нас у всех произошли в жизни перемены. – заметил я.

– Мистер Копперфилд, – с горечью сказал мистер Микобер, – когда я находился в этом убежище, я мог смотреть своему ближнему прямо в лицо, и если он меня оскорбит, – пробить ему голову. Но больше я не нахожусь с моими ближними на равной ноге!

Понурив голову, мистер Микобер повернулся спиною к тюрьме; опираясь с одного бока на предложенную мной руку, а с другого – на руку Трэдлса, он зашагал вместе с нами.

– На пути к могиле есть вехи, – продолжал мистер Микобер, умильно взирая назад через плечо, – подле коих человек пожелал бы задержаться до конца дней своих, если бы у него не было нечестивых стремлений. Такова и эта тюрьма в моей переменчивой карьере.

– У вас плохое расположение духа, мистер Микобер, – сказал Трэдлс.

– Совершенно верно, сэр, – согласился мистер Микобер.

– Надеюсь, не потому, что вам не нравится юриспруденция? – продолжал Трэдлс. – Вы ведь знаете, я юрист.

Мистер Микобер ничего не ответил.

– Как поживает, мистер Микобер, наш друг Хип? – спросил я после паузы.

– Мой дорогой Копперфилд! – побледнев, возбужденно воскликнул мистер Микобер. – Если вы считаете моего хозяина вашим другом, я могу только сожалеть об этом, если же вы считаете его моим другом, я позволю себе сардонически улыбнуться! Но кем бы вы ни считали моего хозяина, прошу не принять за обиду, если я отвечу только одно: здоров он или болен, он похож на лису, чтобы не сказать на дьявола… И прошу покорно разрешить мне как частному лицу не распространяться на эту тему, которая приводит меня как представителя моей профессии в состояние бешенства!

Я выразил сожаление, что, по неведению, коснулся темы, столь сильно его взволновавшей.

– А могу ли я узнать, не повторяя той же ошибки, как поживают мои старые друзья – мистер и мисс Уикфилд?

– Мисс Уикфилд всегда была и остается образцом совершенства, – ответил мистер Микобер, и лицо его зарумянилось. – Она, мой дорогой Копперфилд, единственная сияющая звезда на небосводе моего несчастного бытия. Эту молодую леди я почитаю, я удивляюсь ее характеру, я преклоняюсь перед ней. Какая сердечность, какая правдивость и доброта! Прошу вас, завернем куда-нибудь. Право же, я в таком расстройстве, что не могу собой владеть!

Мы повели его в переулок, где он вытащил носовой платок и прислонился к какой-то стене. Если я смотрел на него так же мрачно, как и Трэдлс, то едва ли наше общество могло действовать на него ободряюще.

– Такова моя судьба! – воскликнул мистер Микобер, непритворно всхлипывая, однако – не без оттенка былой элегантности. – Такова моя судьба, джентльмены, что прекраснейшие черты человеческой природы являются для меня укоризной. Уважение, которое я питаю к мисс Уикфилд, – это стрела, пронзающая мою грудь. Лучше покиньте меня, и я отправлюсь странствовать по лицу земли. Мои дела быстро уладит могильный червь!

Не вняв этому призыву, мы подождали, пока он не спрятал носового платка: затем он оправил воротничок горочки и, дабы обмануть прохожих, которые случайно могли на него взглянуть, начал напевать какую-то песенку и сдвинул шляпу набекрень. Не желая терять его из виду, так ничего и не узнав, я сказал ему, что с удовольствием познакомлю его с бабушкой, если он поедет со мною в Хайгет, где к его услугам будет постель и ночлег.

– А вы, мистер Микобер, – сказал я, – приготовите нам стаканчик нашего превосходного пунша, и приятные воспоминания помогут вам забыть теперешние заботы.

– А не то, мистер Микобер, вы поведаете о них нам, если доверительные сообщения вашим друзьям способны вам как-то помочь, – осторожно сказал Трэдлс.

– Делайте со мной, джентльмены, все что хотите! – произнес мистер Микобер. – Я – соломинка в пучине морской, я нахожусь во власти стихов! Прошу прощенья, я хотел сказать – стихий.

Мы снова двинулись рука об руку, успели сесть в карету, которая вот-вот должна была тронуться, и приехали в Хайгет без помех и приключений. Я был в большом затруднении, не ведая, что мне сказать и как поступить; по всем признакам в таком же затруднении был и Трэдлс. Мистер Микобер погружен был в мрачное раздумье. По временам, правда, он пытался придать себе бодрый вид и напевал какую-то песенку, но его глубокая меланхолия производила тем большее впечатление, чем более ухарски он заламывал набок шляпу, вытягивая воротничок сорочки чуть ли не до самых глаз.

Мы пошли не ко мне, а к бабушке, так как Дора чувствовала себя неважно. Я послал за бабушкой, и она встретила мистера Микобера очень приветливо. Мистер Микобер поцеловал ей руку, отретировался к окну и вытащил носовой платок, испытывая тяжелую внутреннюю борьбу.

Мистер Дик был дома. По самой своей природе он был так преисполнен сострадания ко всем, кому было плохо, и так быстро распознавал подобных людей, что за пять минут по крайней мере раз десять пожал руку мистеру Микоберу. Такое участие со стороны незнакомого человека столь растрогало мистера Микобера, что при каждом пожатии он повторял: «О, это слишком, мой дорогой сэр!» А это до того вдохновляло мистера Дика, что он, еще с большим пылом, снова и снова пожимал руку гостю.

– Доброта этого джентльмена, сударыня, – обратился мистер Микобер к бабушке, – если вы разрешите прибегнуть к несколько грубоватому выражению, употребляемому в нашем национальном спорте, сбивает меня с ног! Такой прием, право же, смущает человека, который, как я, сражается с затруднениями, находясь под бременем тревоги.

– Мой друг мистер Дик – человек необыкновенный, – с гордостью сказала бабушка.

– Я в этом убежден, – сказал мистер Микобер. – Дорогой мой сэр (ибо мистер Дик снова пожал ему руку), я глубоко тронут вашим участием!

– Как вы поживаете? – спросил мистер Дик с беспокойством.

– Неважно, дорогой мой сэр, – вздыхая, ответил мистер Микобер.

– Вам не следует унывать, вы должны, насколько возможно, развеселиться, – сказал мистер Дик.

Мистер Микобер был совершенно очарован этими дружескими словами, а также и тем, что снова ощутил руку мистера Дика в своей руке.

– Участь моя, – сказал он, – такова, что, созерцая разнообразную панораму человеческого бытия, мне случалось встречать оазисы, но такого зеленого, такого освежающего я не встречал никогда!

В другое время это бы меня позабавило; но я чувствовал, что все мы как-то напряжены и встревожены, и с таким беспокойством наблюдал за мистером Микобером, который колебался между явным намерением нечто открыть и желанием не открывать ничего, что мое беспокойство перешло в лихорадочное волнение. Трэдлс сидел на кончике стула, глаза его были широко раскрыты, волосы торчали более выразительно, чем обычно; он поглядывал то на мистера Микобера, то на пол и не издавал ни звука. Бабушка, хоть и присматривалась внимательно к своему новому гостю, владела собой лучше, чем мы, ибо она втянула его в разговор и принудила отвечать, хотел он этого или не хотел.