Короля играет свита - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Перфилова cтр.№ 34

И он улетел опять в кабинет. К моему приходу он уже распечатал на принтере заинтересовавший его документ.

– Понимаешь, я устал от цифр и решил переключиться на книгу Евгения. Там так, наброски. Что он увидит, заинтересовавшее его, записывает вкратце, чтобы не забыть детали, а потом уж думает, как все это воткнуть в книгу или газетную статью. Ну вот и пожалуйста, смотри! – Он сунул мне в руки принтерный лист. Запись была не совсем вразумительная и связная, но мы сразу поняли, о чем речь.

«Двенадцатое марта.

…так № а568го регион 77.

Сегодня мужик явился к Максу, Алена его ко мне направила, ведь брат улетел. Чудак какой-то. Привез витамины с нашей фабрики в Подмосковье. Просил подписать акт приемки и выписать получение денег. Послал к бухгалтеру. Писемского, правда, нет, но там Анюта за него. Он, главное, удивился, зачем в бухгалтерию, я, что ли, буду ему накладные составлять? Посылают бог знает кого…

Анюта позвонила и попросила принять ее…

Узнать:

1. Зачем было присылать грузовик с такой маленькой партией (восемьсот штук)?

2. Четыреста десять тысяч долларов за восемьсот штук витаминов? Офонарел?

3. Выяснить, где ошибка, в количестве или в сумме…

…Анюта звонила на склад, никакого груза из Подмосковья не было. Какого черта?..

Я перелопатил с Анютой всю отчетность за прошлый год, все ведомости подмосковной фабрики в порядке, на складе все в наличии…

…С ума сойти, чуть не развели, как лоха. Макс бы точно меня закопал. Одни аферисты… А что, интересно, надо заняться этим делом, вдруг получится приличная статья…

4. Узнать, кому принадлежит машина № а568го регион 77…

Двадцатое марта.

…Ни фига себе. Не ожидал, что такое нарою. Правда, сам так ни хрена и не понял. Надо дождаться Макса. Он все детали подобьет. Суть аферы ясна, но при чем тут мы?.. Ради смеха запросил с них за флешку с их же бухгалтерией и химическими прибамбасами полмиллиона зеленых. Интересно, принесут? Если да, то масштабы у них ой-ой-ой!..»

– Ты молодчина, Игорек, теперь ясно, как Женя вышел на «Альму», и понятно, почему Макс так хотел закрыть побыстрее это дело. Он как-то замазан с наркотой. И видимо, еще бухгалтер Писемский. Смотри, что получается. Вышла какая-то нестыковка, и товар привезли в отсутствие Максима Алексеевича…

День какой сегодня солнечный! С ума сойти… В тот день тоже была ясная погода, на небе ни облачка… Как будто и не было этих долгих пятнадцати лет. Снова горе, безысходность и полная растерянность перед будущим… Хотя нет. Когда погибли родители, я чувствовал себя легче… Да, легче. Внезапность и глубина свалившегося тогда на мои неокрепшие плечи несчастья парализовала мозг, притупила чувства… Я мыслил и действовал как автомат… Морг, кладбище, поминки… Я двигался на автопилоте, который самостоятельно включился у меня в голове. На улице сияло такое ослепительное солнце… По тротуарам прогуливались парочки в ярких цветастых одеждах, пели птицы, за окном в песочнице смеялись дети… Случившееся с нами было настолько нереальным, абсурдным, невозможным на фоне нормальной повседневной жизни, что сознание просто отказывалось принимать и осознавать то, что родителей больше нет… Поминки, речи, соболезнования родных и знакомых быстро утомили и начали невероятно раздражать… Я мечтал только об одном – побыстрее покончить со всеми формальностями и остаться наконец-то одному, осмыслить свое новое положение, разобраться, как жить дальше…

Вернувшись с поминок домой, я почувствовал внезапно такую страшную усталость, что прямо в черном костюме, галстуке, ботинках повалился на диван и мгновенно уснул… Очнулся я в полнейшей темноте, освещал комнату только холодный отблеск уличного фонаря, пробивающийся сквозь неплотно прикрытые шторы. На душе было так же пусто и мрачно, как в маленькой душной комнате… Вставать, зажигать свет, даже просто шевелиться не хотелось… Внезапно мое внимание привлек тихий и очень странный звук, доносящийся откуда-то из прихожей… Я прислушался… Слабое равномерное поскуливание не прекращалось, иногда слегка усиливалось, потом утихало и через несколько секунд снова слышалось четко и ужасно тоскливо…

Я встал и тихо вышел в коридор. В слабом свете декоративной лампочки, зажженной над маминым трюмо, я увидел скрюченную маленькую фигурку. Женька даже не заметил моего присутствия, настолько был поглощен собственным горем и одиночеством. Его худенькие плечи то и дело вздрагивали от горьких рыданий. Я подошел и опустился рядом с братом на пол. Почувствовав мою руку на своей стриженой макушке, он доверчиво прижался ко мне всем своим худеньким тельцем и зарыдал теперь уже в полный голос. Я не стал его ни останавливать, ни успокаивать… Да и как мог я это сделать, как мог объяснить ребенку, почему его привычный и устроенный мир вдруг внезапно треснул и в одночасье развалился на маленькие бессмысленные осколки… Почему близкие и бесконечно любимые люди внезапно ушли настолько далеко, что ни поговорить, ни просто повидаться с ними нельзя будет уже никогда… Как можно пытаться растолковать все это маленькому несчастному мальчику, когда даже взрослые не в состоянии понять в таких случаях Промысла Божиего… Наши родители были честными, красивыми и жизнерадостными людьми, никому не приносили неудобств, не мстили, не завидовали, не ссорились по пустякам. Почему они должны были уйти из этого мира такими молодыми, не закончив своих дел и даже не попрощавшись с детьми?.. Не знаю…

Почувствовав, что Женька наконец немного успокоился и затих, я перенес брата на кровать. Когда я укутывал его одеялом, он открыл глаза и тихо спросил:

– Максим, ты, правда, отдашь меня в детдом?

– Кто сказал тебе такую глупость? – искренне удивился я.

– Никто. Я слышал, как соседки на кладбище разговаривали… А я не смогу там, наверное… Я слабый, по физкультуре тройка у меня… Слабых в детдоме все время бьют… Мне мама говорила, чтобы я с уличными мальчишками не связывался. Они не любят таких, как я…

Волна жалости и бесконечной любви к этому маленькому беззащитному человечку захлестнула меня с головой. Я устыдился своей слабости и эгоизма… За эти три страшных дня я ни разу не вспомнил о брате, не поинтересовался, как он, где и с кем. Поглощенный своими переживаниями, я совсем забыл о единственной близкой и родной душе, оставшейся у меня на всем белом свете…

Забота о Женьке свалилась на меня не столько тяжелым, сколько непривычным бременем. Я, живший все эти годы только для себя и своей работы, вынужден был научиться готовить, стирать, гладить, штопать носки. Каждую субботу мы с братом начинали походом на рынок за дешевыми продуктами на всю неделю, а заканчивали уборкой нашей, слава богу, довольно небольшой квартиры. Пришлось учиться экономить и рационально распределять не только скудную заработную плату, но и свободное время, которого катастрофически не хватало. Хозяйство, походы в школу, проверка уроков… Друзья советовали мне пристроить Женьку в интернат на пятидневку, говорили, что сразу станет легче жить, буду забирать мальчика на выходные, водить в кино или в парк. Меня убеждали, я слушал, иногда даже соглашался с правильными доводами ребят, но ни на секунду не допускал такого варианта нашего с братом существования. Я так сильно привязался к нему, что не представлял, как смогу оставить его там, в интернате, и уйти, как буду ужинать, не видя перед собой его задорную чумазую физиономию, смотреть кино без теплого родного комочка под боком… А вдруг его действительно будут там обижать? В то время я готов был поколотить любого, кто заденет моего любимого мальчика… В то время… Почему только тогда? Это желание защитить своего маленького серого зайца, как я любил называть Женьку перед сном, оградить его от всех забот и жизненных невзгод пронес я через всю последующую жизнь… Это желание давало мне мощный стимул для движения вперед и вперед. Я не мог допустить, чтобы у Женьки был старый ранец, кроссовки хуже, чем у других ребят, чтобы он не мог пойти с товарищами в кино или на дискотеку… Я старался не показывать, как я дрожу над каждым шагом брата, как переживаю, когда он задерживается неизвестно где допоздна… Со стороны могло даже показаться, что я слишком строг и немного сух в отношениях с Женькой. Почему-то тогда мне было неловко признаться, как нежно и беззаветно я люблю брата… Но он-то, конечно, это знал. Чувствовал и ценил мою постоянную заботу, внимание…