Заповедник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Довлатов cтр.№ 17

В который раз мы говорили на эту тему. Я спорил, приводил какие-то доводы. Выдвигал какие-то нравственные, духовные, психологические аргументы. Пытался что-то доказать.

Но при этом я знал, что все мои соображения – лживы. Дело было не в этом. Просто я не мог решиться. Меня пугал такой серьезный и необратимый шаг. Ведь это как родиться заново. Да еще по собственной воле. Большинство людей и жениться-то как следует не могут…

Всю жизнь я ненавидел активные действия любого рода. Слово «активист» для меня звучит как оскорбление. Я жил как бы в страдательном залоге. Пассивно следовал за обстоятельствами. Это помогало мне для всего находить оправдания.

Любой решительный шаг налагает ответственность. Так пускай отвечают другие. Бездеятельность – единственное нравственное состояние… В идеале я хотел бы стать рыболовом. Просидеть всю жизнь на берегу реки, И желательно без всяких трофеев…

Я не верил, что Таня способна уехать без меня. Америка, как я полагал, была для нее синонимом развода. Развода, который формально уже состоялся. И который потерял силу наподобие выдохшегося денатурата.

Раньше женщины говорили: «Вот найду себе красивого богача, тогда узнаешь». Теперь говорят: «Уеду в Америку»…

Америка была для меня фикцией. Чем-то вроде миража. Полузабытым кинофильмом с участием тигра Акбара и Чаплина…

– Таня, – говорю, – я человек легкомысленный. Любая авантюра меня устраивает. Если бы там (я отогнул занавеску) стояла «Каравелла» или «Боинг»… Сел бы и поехал. Чтобы только взглянуть на этот самый Бродвей. Но ходить по инстанциям. Объясняться, доказывать. Историческая родина… Зов предков… Тетя Фаня Цыперович…

Нам принесли еду и выпивку.

– Тогда пожелай нам удачи… Смотри, в меню «котлеты» через "а"…

– Не понял?

– Я ведь заехала проститься. Если ты не согласен, мы уезжаем одни. Это решено.

– А Маша?

– Что Маша? Ради нее все это и делается. Ты дашь справку…

– Какую справку? Подожди, давай выпьем…

– Что у тебя нет материальных претензий. У тебя есть к нам материальные претензии?

– Чепуха какая-то…

– Значит, дашь справку?

– А если нет?

– Тогда Машу не выпустят.

– И ты поедешь одна?

– Не знаю… Нет… Я думаю, ты этого не сделаешь. Ты, в принципе, не злой.

– При чем тут доброта? Речь идет о живом человеке. А если дочка вырастет и скажет… Как ты можешь решать за нее?

– Кому же решать-то? Тебе? Ты свою жизнь исковеркал, мою жизнь исковеркал…

– Все не так уж безнадежно.

– Советую тебе подумать.

– Мне нечего думать… Какие-то идиотские справки… Для чего ты все это затеяла? Я же не пью, работаю… Жизнь наладится, вот увидишь.

– Сам же говорил: «Кто начал пить, тот будет пить!»

– Это не я. Это какой-то англичанин… Будь он проклят!

– Не важно… С тобой здороваются.

Я оглянулся. В дверях стояли Митрофанов и Потоцкий. Я обрадовался тому, что можно прекратить этот разговор. Мне бы, думаю, только уложить ее в постель…

– Знакомьтесь, – говорю, – присаживайтесь.

Стасик церемонно поклонился:

– Беллетрист Потоцкий. Член эс эс писателей. Митрофанов безмолвно кивнул.

– Садитесь.

– Я уже сидел, – юмористически высказался Потоцкий.

Митрофанов безмолвствовал. Я понял, что они без денег, и сказал:

– Жена приехала. Так что угощаю.

И отправился в буфет за пивом. Когда я вернулся, Потоцкий что-то оживленно говорил моей жене. Я понял, речь идет о его таланте и бесчинствах цензуры. Что не помешало ему отвлечься:

– Пиво? Боюсь, не оросит…

Пришлось мне идти за водкой. К этому времени официантка принесла бутерброды и салат. Потоцкий страшно оживился.

– Мне – полную, – сказал он и добавил: – Люблю полненьких.

Володя по-прежнему молчал. Стасик заметил мой удивленный взгляд. Объяснил, показывая на Митрофанова:

– Ему, понимаешь, оса залетела в рот.

– Господи, – сказала моя жена, – она и сейчас там?

– Да нет. Он, понимаешь, заканчивал экскурсию в монастыре. И тут ему в рот залетела оса. Вовка, извиняюсь, харкнул, но она успела его долбануть. Теперь говорить не может – больно.

– И глотать больно? – спросила Таня.

Володя энергично замотал головой.

– Глотать не больно, – объяснил Потоцкий.

Я налил им водки. Мою жену явно тяготила эта компания.

– Как вам нравится заповедник? – спросил Потоцкий.

– Есть чудные места. Вид на Савкину Горку, аллея Керн…

Митрофанов вдруг напрягся.

– Ы-ы-а, – проговорил он.

– Что? – спросила моя жена.

– Ы-ы-а, – повторил Митрофанов.

– Он говорит – «фикция», – разъяснил Потоцкий. – Он хочет сказать, что аллея Керн – это выдумка Гейченко. То есть, аллея, конечно, имеется. Обыкновенная липовая аллея. А Керн тут ни при чем. Может, она и близко к этой аллее не подходила.

– А мне нравится думать, что именно там Пушкин объяснился с этой женщиной.

– Она была куртизанкой, – сурово уточнил Потоцкий.

– Фо-фо ху-ха, – добавил Митрофанов.

– Володя хочет сказать – «просто шлюха». И, грубо выражаясь, он прав. Анна Петровна имела десятки любовников. Один товарищ Глинка чего стоит… А Никитенко? И вообще, путаться с цензором – это уже чересчур!

– Цензура была другая, – сказала моя жена.

– Любая цензура – преступление, – ухватился Стасик за близкую ему тему.

Он снова выпил и еще более разгорячился.

– Вся моя жизнь – это борьба с цензурой, – говорил он, – любая цензура – издевательство над художником… Цензура вызывает у меня алкогольный протест!.. Давайте выпьем за отмену цензуры!

Стасик еще раз выпил и таинственно понизил голос:

– Антр ну! Между нами! Давно вынашиваю планы эмиграции. Имею ровно одну тридцать вторую часть еврейской крови. Мечу на должность советника президента. Храню утраченный секрет изготовления тульских пряников…

– А-а-а, – сказал Митрофанов.

– Что значит – «нажрался»? – возразил Потоцкий. – Да, я выпил. Да, я несколько раскрепощен. Взволнован обществом прекрасной дамы. Но идейно я трезв…

Воцарилась тягостная пауза. Затем кто-то опустил пятак в щель агрегата «Меломан». Раздались надрывные вопли Анатолия Королева:

…Мне город протянул