Метромания - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Майорова cтр.№ 44

Алексей говорил сухо, будто общался с посторонним человеком, решившим продемонстрировать свое участие. А у нее сердце рвалось на части! Людмила несколько раз намеревалась подойти к руководителю группы, сказать, что у нее заболел ребенок и ей нужно срочно в Москву… И тут же сама себя останавливала: ну чем она поможет? Тем, что будет рядом? Вдвоем им ухаживать за ребенком не позволят, свекровь же все сделает для Максимки лучше, чем кто бы то ни был.

Их группа должна была улетать во вторник, а в воскресенье, в день православной Пасхи, слушателям курсов устроили отдых: несколько экскурсий, праздничный банкет. Людмила попросила разрешения на этих мероприятиях не присутствовать и, узнав у экскурсовода, где находится православный храм, отправилась туда. Утренняя служба уже закончилась, однако в церкви все еще было много людей. Празднично одетые, они улыбались, говорили друг другу «Христос воскресе! – Воистину воскресе!», троекратно целовались. Большинство из прихожан были русские – видимо, из эмигрантов. Хотя кого-то, как и Кривцову, Пасха, должно быть, застала в командировке, в туристической поездке. Людмила нашла икону целителя Пантелеймона, поставила перед ней свечу. Она до сих пор не знает, как назвать то, что с ней случилось. Сошло на нее тогда что-то или снизошло… Только неожиданно для себя самой она вдруг упала перед иконой на колени и, обливаясь слезами, стала шептать какие-то слова. Просила силы небесные спасти сына, говорила, что готова пожертвовать всем ради его жизни и здоровья, давала какие-то обеты. И вдруг почувствовала на плече легкое прикосновение. Подняла глаза. Рядом стояла старушка в шляпке с вуалью. «Деточка, – сказала она тихим, журчащим голосом, – зачем вы так убиваетесь? Сегодня нельзя. Сегодня надо радоваться. Радоваться и верить, что Господь обязательно поможет. Вот вам свечи, подите поставьте одну к праздничку, другую – Матери Божьей, а третью – у Распятия. И всюду говорите: „Верю в силу твою!“ Вот увидите – они помогут». Вложив свечи в ее безвольную ладонь, старушка будто растворилась. Все еще стоя на коленях, Людмила искала свою утешительницу среди прихожан глазами, но не нашла.

Сделав все, как велела женщина, Кривцова вышла на улицу и спросила, где ближайший международный переговорный пункт. Заказала Москву. Дома никто не ответил. Она попросила повторить через полчаса. Трубку опять никто не взял. Сердце зашлось в страшном предчувствии. Она попросила набрать номер свекрови. Если сейчас та ответит, значит… Значит, все, уход Максимке больше не нужен… Слова телефонистки, что и этот номер не отвечает, сказанные сочувственным тоном, подарили Людмиле надежду. Алексей взял трубку через два часа. Его голос звенел от счастья: «Людка, все хорошо! Кризис миновал. Доктор говорит, теперь угрозы жизни нет. Максимка уже попросил есть. Грушу попросил, представляешь? Грушу и вишню! Вишню я достал только мороженую, а груш купил два килограмма. Три рынка объехал, чтоб хорошие найти! Люд, ты чего молчишь?» Она молчала, потому что не могла вымолвить ни слова. Стояла, прижав трубку к уху, и слизывала языком лившиеся из глаз сплошным потоком слезы…

Рассвет Людмила встретила лежа с открытыми глазами на кухонной кушетке. Она думала о том, что именно с болезни Макса, а точнее, с ее отсутствия рядом с сыном в критическую минуту и началось охлаждение между ней и Алексеем. Муж, правда, говорил, что все понимает, убеждал ее и себя, что, прервав командировку и вернувшись в Москву, она все равно ничем бы особо не помогла… Говорить-то говорил, но простить так и не смог. Появившаяся тогда в их отношениях трещина с годами становилась все шире, пока не превратилась в непреодолимую пропасть…

В то время, когда мать и Катя набивали вещами и продуктами рюкзак, Максим накрывал праздничный стол. Оказалось, три дня назад карманнику-виртуозу исполнилось семьдесят пять лет, но торжества по случаю юбилея из-за болезни Митрича решили отложить.

Сегодня утром хозяин приютившей Кривцова пещеры заявил, что чувствует себя «как половинка огурца» и сам предложил изнывающего от безделья гостя в качестве устроителя народного гулянья.

Вскоре после обеда Колян, как и обещал, принес всякой рыбы, начиная с малосоленой белуги и семги и заканчивая селедкой, и два пластиковых кювезика: побольше – с красной, поменьше – с черной икрой. Деликатесы из сумки доставал с прибаутками, рассказывал, как Сом поначалу хотел за харчи срубить по магазинной цене, а деньгами за разгрузку – «Я пять часов без продыху корячился! – отдать, хрен с маслом», но Коляну удалось-таки разбудить в нем совесть. Как он это сделал, «маркитант» не уточнил.

Митрич кинул взгляд на замершего в напряжении Кривцова и сам задал вопрос, которым Макс не решался прервать веселый отчет Коляна о проделанной работе:

– А с лейтенантом-то встретился?

– Не-а, – помотал головой тот. – Нету его на месте. Щас пойду за остальным, на обратном пути заскочу – может, появился.

Выпив залпом кружку остывшего чая, Колян пообещал вернуться через час-полтора.

Пришел через три с лишним. Молча выложил на стол картошку, овощи, большой кусок ветчины, две палки колбасы, сыр, хлеб. Разительная перемена в настроении добытчика не укрылась ни от Макса, ни от Митрича.

– Колян, ты говорил с Милашкиным? Удалось тебе? – робко попытал Макс.

– Его опять не было, – даже не взглянув на Кривцова, буркнул «маркитант».

– А может… – начал Макс и замолчал.

Повисла пауза, во время которой хозяин кельи и Кривцов наблюдали за скупыми резкими движениями Коляна и его угрюмой физиономией. Наконец Митрич спросил:

– Чего такой смурной?

– Да так, ничего, – отмахнулся Колян.

– Говори! – приказал Митрич.

– Кардан деньги забрал. Сказал, чтоб завтра я еще три штуки притаранил. Хорошо, я жрачку успел купить.

– За меня, что ли? – Глаза Митрича холодно блеснули.

– Ну, – кивнул Колян. – За тебя и за Нерсессыча. Сказал, ему по хрену, кто у нас болеет, а у кого клиентов нет. Если живем общиной, значит, у нас коллективная ответственность.

– А то, что Адамыч ему валюту пачками носит, – это не в счет?

– Говорит, не в счет. Говорит, раз бизнес у Афганца криминальный, то и крыша, само собой, по другим расценкам. Врет, что почти всю «зелень», которую от Адамыча получает, ментам отдает, себе крохи оставляет.

– Вот паскуда! И Нерсессыч ему, выходит, должен! Сам старику уже два месяца ни одного клиента не подогнал и сам же неустойку выписал! Сколько он тогда с китайца, с которым Симонян три дня вожжался, взял? Штуку зеленых, не меньше. А Гранту сколько отстегнул? Полторы деревянных! А когда Нерсессыч этого режиссера – американца или англичанина – в старые выработки с высолами водил натуру для фильма ужасов выбирать! Киношник явно не поскупился, а Кардан только пятихатку кинул.

– А что там такого в этих пещерах жуткого? – некстати встрял Макс.

– Такую декорацию в павильоне не построишь, хоть миллионы долларов вбухай, – не повернув к нему головы, ответил Митрич.