Подходящих мест для того, чтобы эффективно обороняться, больше не было, поэтому он пустился изо всех сил к уступу, где надеялся найти Панакса, Киана и ринджи. Это было большое расстояние, мили две, и вскоре он утратил чувство времени и пространства, ощущая лишь движение. Все еще воодушевляемый магией меча, сила которого пела в его крови, он обнаружил в себе такие возможности, о существовании которых и не подозревал. Горец мчался так быстро, что далеко опередил своих преследователей, карабкающихся по скалам и засыпанным камнями тропинкам, которые он преодолевал с необыкновенной легкостью.
Может быть — всего лишь «может быть»,— ему удастся найти выход.
— Ли, Ли! — выкрикивал Квентин в исступлении, охваченный эйфорией, совершенно не думая о том, кто может его услышать. — Ли! — ревел он.
Они догнали его почти у края уступа, вынудив повернуться и принять бой. Он отбился, отбросил их назад и рванул по уступу. Позади вздымались горы Алётра Арк, их огромные вершины и обширные долины, вытянувшиеся вдоль всего горизонта, были так живописны, что смотрелись несколько искусственно, создавая эффект полотна, сотворенного человеческими руками.
Монстры–ищейки снова налетели на него, но им не хватало места. Двое их них откатились в сторону, визжа и вонзая когти в землю. Он оглянулся и посмотрел вниз, на уклон, по которому только что взобрался: тот просто кишел тварями и мвеллретами. Прижимаясь к поверхности скалы, он отступал так быстро, как мог, нанося удары по ближайшим из своих преследователей, как только они оказывались в пределах досягаемости. Он был ранен дюжину раз, и пение магии в теле превратилось в высокий яростный вой. Силы были на исходе, и когда они будут исчерпаны, магия меча Ли также истощится.
— Панакс! — неистово возопил он, отчаянно пытаясь сдержать свой вновь обретенный страх, ощущая, как эйфория покидает его и одновременно тускнеет блеск его клинка.
Он находился футах в ста от того места, где начинался уступ, слева от него — скала, поднимающаяся вверх почти вертикально, справа — обрыв, отвесный и глубокий.
И тут Панакс отозвался на клич горца. Квентин не отрывал глаз от своих преследователей. Они приближались, ярость и голод сверкали в их глазах, они ждали, когда горец утратит осторожность.
Квентин услышал, как сверху загромыхали камни, повернулся и побежал, но слишком медленно. Ближайшая из тварей оказалась на нем в мгновение ока, вонзив в него свои когти. Он развернулся и сбросил ее назад, ударившись кистью руки о скалу с такой силой, что ладонь разжалась и выпустила рукоятку меча. Вылетев из его руки, меч перевалился через край обрыва и исчез в бездне.
Квентин застыл в нерешительности, до конца не веря в то, что произошло, и это промедление стоило ему возможности спасения. Со скалы полетели камни и земля. Квентин попытался прорваться сквозь лавину, но было слишком поздно. Камни рушились со всех сторон, откалывая куски утеса. Монстры–ищейки и мвеллреты исчезли за стеной каменного потока, а затем огромный кусок карниза оторвался и рухнул вниз.
Квентин вжался в скалистую стену и прикрыл голову. Какое–то мгновение он держался, но затем лавина сорвала его оттуда, как листок с ветки, и он потерял сознание.
ГЛАВА 18
Горец пришел в себя в огромном пространстве, полном ошеломляющей черноты, от которой цепенели мозги, и чудовищной тяжести, сокрушающей кости. Он почуял запах пыли и песка, смешанный с терпким ароматом изорванной листвы и земли. Сначала он не мог вспомнить, что случилось, где он, и паника острыми когтями впилась в его сердце. Однако он взял себя в руки, усилием воли заставив себя проявить терпение и дождаться, когда в голове прояснится.
Когда это произошло, он вспомнил про лавину. Он вспомнил, как его смело в бездну, как он летел, кувыркаясь в граде камней и обломков, судорожно хватаясь за что–то, потом путаясь в зарослях кустарника, и все это время его сопровождал безумный грохот, по сравнению с которым самый яростный шторм, который ему когда–либо довелось перенести, казался ласковым ветерком. Затем волна темноты накрыла его, и все исчезло.
Постепенно к нему вернулось зрение, и он осознал, что лавина похоронила его под грудой веток и корней деревьев. Сквозь маленькие отверстия он видел тяжелые серые облака, несущиеся по темнеющему небу. У него не было никакого представления о том, сколько прошло времени. Он лежал без движения, уставившись на далекие облака и пытаясь собраться с мыслями. По всему, он должен был умереть. Но корни и ветки, заключив его в деревянную клетку, спасли его, укрыв от камней, которые в противном случае раздавили бы его.
При этом он все–таки пострадал. В ушах у него звенело, рот и ноздри были забиты пылью. Каждая кость и каждый мускул отчаянно болели, и он пока еще был не в состоянии определить, сломано у него что–нибудь или нет.
Квентин попытался пошевелиться и обнаружил, что пригвожден к земле.
Он прислушался к тишине, которая окутала мягким покрывалом и его заваленную камнями тюрьму, и весь прилегающий мир. Не было слышно ни малейшего шороха, ни самого тихого шелеста, ничего, кроме звуков его неровного дыхания. Придет ли кто–нибудь искать его, если кто–нибудь вообще в состоянии это сделать? Могло быть и так, что его просто некому искать. Обрушилось полгоры, и неизвестно, кого она забрала с собой. Он надеялся, что Панакс и ринджи спаслись, а мвеллреты и их ищейки — нет. Но он не мог быть в этом уверен.
Квентин пытался не слишком задумываться над этим, сосредоточившись на более актуальной проблеме. Он заставил себя расслабиться, глубоко дышать, собраться с силами. Тщательно, осторожно он проверил пальцы рук и ног, чтобы убедиться, что все на месте и еще действуют, затем проверил руки и ноги. К его удивлению, ничто, казалось, не было сломано, несмотря на то, что все страшно болело.
Воодушевленный тем, что остался цел, Квентин принялся искать способ выбраться. В его тесной тюрьме было очень мало места, чтобы двигаться, но он успешно воспользовался этой возможностью. Ему удалось высвободить левую ногу и обе руки, затратив немного времени, проявив терпение и настойчивость, но правая нога прочно застряла под большим камнем. Она не была раздроблена, но придавлена к земле. Как он ни старался, он не мог ее освободить.
Квентин снова откинулся назад, весь мокрый от пота. Внезапно он осознал, как ему жарко, заживо похороненному под слоем камней и обломков. Он был весь покрыт пылью и грязью. Горец решил, что уже точно знает, каково это — быть мертвым, и ему это не нравится.
Медленно и осторожно поворачиваясь, он слегка изменил положение тела, но недостаток пространства и неподвижность зажатой ноги препятствовали более значительным переменам. «Глубокие вдохи, — сказал он себе. — Сохраняй спокойствие». Квентин ощутил на своем лице капли дождя, попавшие через зазоры в стенах его тюрьмы, и увидел, что небо потемнело. Дождь был несильным и равномерным, тихое бормотание в безмолвии. Квентин слизывал редкие капли, падавшие на его губы, благодаря небо за эту влагу.
После этого он потратил много времени, пытаясь приспособить кусок ветки в качестве рычага. Если бы он смог переместить камень хотя бы на дюйм, ему удалось бы вывернуться и освободиться. Но из положения лежа на спине он не мог применить рычаг, и ветка была слишком длинной, чтобы расположить ее как надо. Несмотря ни на что, он продолжал возиться с этим, пока не стемнело настолько, что он уже не мог видеть, что делает.