— Да, идите, — важно разрешила Хозяйка. — Нет, погодите… А как его зовут? За которого вы замуж выходите?
— А? — Александра не ожидала такого вопроса, поэтому сказала первое, что пришло в голову: — А-а… Антон.
— Ничего, современно, — одобрила Хозяйка. — А фамилие у него какое?
Что можно ответить на «какое фамилие»? Что угодно.
— Чехов, — ответила Александра.
— Что-то знакомое, — задумчиво сказала Хозяйка. — Где-то я о нем слышала… Он, кажется, в рекламном бизнесе?
— В медицинском. У него частная практика.
Даже после этого Хозяйка глазом не моргнула. То есть наоборот — даже после этого Хозяйка все так же моргала глазами, дергала носом и машинально вытирала ладони о бока. Что ей частная практика Антона Павловича Чехова? У нее свои врачи.
— Не, не знаю, — вслух подтвердила Хозяйка мысли Александры. — У меня свои врачи… Ну, ладно, пойду собираться. Сейчас за мной уже приедут… В такую рань… А я всю ночь не спала… Никаких сил…
Она повернулась и медленно пошла к главному входу. Похоже, никаких сил у нее действительно не было — еле ноги волокла. Как будто ее бархатные розовые тапки с зачуханными помпонами весили минимум по три килограмма. Александре вдруг стало жалко эту тараканиху. Жила себе, горя не знала, кропала информации о перевыполнении плана погрузочно-разгрузочных работ, тратила смешные, но честно заработанные деньги на клеенчатые туфли и пластиковые браслеты, иногда вместе с подружками, такими же молодыми и голодными тараканихами, шлялась по дешевым кабакам в поисках очередного спонсора… Мечтала о счастливом будущем: чтобы муж — олигарх, туфли — хрустальные башмачки, браслеты — бриллианты в платине, подружки — соседки по Рублевке, кабаки — дорогие. Мечты сбылись. И теперь мечтать не о чем. Теперь остается только планировать: гламурненький журнал, уже серьезные, но честно заработанные деньги, которых все равно не хватит. И аварийного запаса травки в доме наверняка не осталось. Да если даже осталось — все равно приходится уезжать под надзор привидений из охраны и профессиональной дзюдоистки — самбистки — каратистки, которая совсем не уважает наркоманов. Разве об этом она мечтала, когда после титанических усилий наконец «нечаянно» познакомилась с этим боровом, и так долго терпела его, и так старательно делала вид, что не знает, кто он такой, и так сильно боялась, что он все-таки догадается, что она знает… Даже решилась на рискованный шаг — ребенка ему родила. Ведь не знала заранее, обрадуется он ребенку или прикажет утопить инициативную дуру в торфяном болоте. Повезло — обрадовался. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Теперь она может пить шампанское сколько захочет. Самое дорогое шампанское. Настоящее. Она же не знала, что это их настоящее шампанское — такая гадость… И бархатные тапки после бессонной ночи — как кандалы на ногах… И ладони все время потеют — вон, новые брюки уже грязные по бокам… И вокруг дома — жлобская гвоздика, а не аристократичные — как их там? — а, да, орхидеи. Или хотя бы уж чайные розы, что ли… И даже от этой жлобской гвоздики приходится уезжать, а эта стервозная княгиня остается здесь, в непосредственной близости от борова, который вчера, сволочь, шутки шутил по поводу подходящих кандидатур на роль матери для его дочери…
Александра с некоторым трудом убрала с лица выражение брезгливой жалости — вдруг Хозяйка оглянется.
Хозяйка оглянулась. Стояла, таращилась на Александру совершенно бессмысленно, дергала носом, шевелила нижней губой.
— Я желаю вам удачи, Ксения Леонардовна, — негромко сказала Александра. Искренне сказала. — Пусть ваш журнал окажется… востребованным. И прибыль принесет.
— Да, прибыль — это хорошо, — бездумно бормотнула Хозяйка. Постояла, пошевелила нижней губой, вдруг пнула тапкой ближайшие заросли цветов и ухмыльнулась с откровенным злорадством: — А эти-то… гвоздики-то эти… Они даже и не посажены. Прям так, в ящиках стоят. Везде халтура. Никакого профессионализма.
Повернулась и ушла в дом.
Александра еще минуту смотрела ей вслед, размышляя, скажет ли Хозяйка мужу о предполагаемом замужестве дочкиной бонны, и если все-таки скажет — чем это может обернуться. Надо надеяться, Хозяйка не запомнила как зовут жениха Александры. Не хотелось бы объяснять Хозяину, за какого такого Антона Павловича Чехова она замуж собралась. У Хозяина нет чувства юмора. Он поручит Сан Санычу проверить информацию, а у того тоже чувства юмора нет. Черт дернул ее за язык…
А гвоздики-то и в самом деле в ящиках стоят. Бесконечная шеренга ящиков, вплотную придвинутых друг к другу. И цветы в них — стеной, даже земли не видно. Наверняка скупили на корню весь урожай какой-нибудь теплицы. Какой-нибудь крутой фирмы, специализирующейся на выращивании именно гвоздик… Нет, все равно здесь слишком много. Здесь урожай нескольких теплиц и фирм. Всех, до которых можно за несколько часов доехать и вернуться назад. Или долететь?.. Все возможно. В этом доме возможно все. Владимир Сергеевич распорядился.
Но насчет отсутствия профессионализма Хозяйка не права. Это очень правильно, что цветы не стали пересаживать в грунт, а оставили в родных ящиках. Может быть, поцветут подольше. Вот вам и не сезон. Очень даже сезон, раз Владимир Сергеевич распорядился.
Ладно, пора идти к Насте, пора делать с ней зарядку, пора завтракать, пора начинать новый день — музыка, рисование, языки, танцы, этикет… Какая все это глупость. Наверняка Насте не пригодится почти ничего из того, чему Александра ее учит. Если только языки… Но их она и так выучила бы в какой-нибудь закрытой школе в Швейцарии. Почти все они отправляют детей в закрытые школы во всяких Швейцариях, Франциях и Англиях. Дети выучивают иностранные языки — а куда деваться? — и забывают русский. Нет, это она, конечно, чересчур… Родной язык не забывают, просто забывают, что он — родной. А ведь родной язык — это все, все, все… Родные люди, родной дом, родная страна. Родина.
Господи помилуй, сейчас она начнет сочинять лозунги. Родина вас не забудет. Родина ждет от вас подвига. Родина на вас надеется.
Родина, ау! Ты все еще чего-нибудь ждешь? На кого-нибудь надеешься? А насчет «не забудет» — это даже и спрашивать глупо. Забудет. Обязательно забудет. Всё, всех и навсегда. А потом по забывчивости будет снова и снова наступать на те же грабли…
Э-э, куда ее занесло. Это от недосыпу. И от общения с Хозяйкой с утра пораньше. И от ящиков с гвоздикой, опоясывающих огромный дом сплошным кольцом. И от центнера гвоздичного масла в коробке на столе в ее комнате. Не в ее комнате. В чужой комнате, в чужом доме, в чужой жизни, с чужим ребенком. Со своей судьбой. Своя судьба — все чужое. Даже фамилия у нее чужая. Княгиня! В трех поколениях — чужая кровь и одно отчество. От всего княжества — одно кольцо прабабушки Александры Павловны. То самое кольцо, которое не захотела брать любящая настоящее золото жена буйнопомешанного комиссара Феди, царство ей небесное. А ему — вечное проклятие… Нет, не надо. Проклинающие — помнят. Говорят, человек жив до тех пор, пока о нем хоть кто-нибудь помнит. Комиссару Феде — вечное забвение, и пусть он сдохнет наконец. Всем им — вечное забвение, и пусть все они…