- Вам должны были дать коляску! - грубовато ответил Платон, но взял Матросова под руку и повел прочь от напряженно молчащих женщин.
- Как неловко получилось… Вот глупая! - обругала себя Екатерина Кирилловна.
- Ну что вы, не переживайте, - вежливо сказала Лана, но в душе согласилась: да уж, умного мало. Не вообще, а в данной ситуации…
- Но раз уж мальчики нас оставили, я вам расскажу. Не потому, что люблю сплетничать, поверьте! Просто такое положение дел требует какого-то выхода. Какого-то поступка с вашей стороны. Я имею в виду газету.
- Вы хотите сказать, что мы должны описать все наши злоключения? - растерялась Лана.
- Ну… Ведь название газеты - «Объектив», и вы всегда его оправдывали. А сейчас - весь город гудит, а вы три выпуска отмалчивались, ни слова на интересующую всех тему, а потом и вовсе на каникулы ушли!… Весь город говорит…
Лана не верила в такие вещи. Весь город говорит! Триста тысяч человек? Им что, нечего обсуждать, кроме того, что случилось с ее семьей?
- Екатерина Кирилловна, я поняла: вы советуете как-то… рассказать читателям всю эту историю. Послезавтра на планерке мы это обсудим… - Лана поморщилась, отвернулась и с неловкостью сказала: - Не обижайтесь, но мне невмоготу слушать еще и сплетни. То, что весь город говорит. И так тяжко…
Сашина мама, а по совместительству доктор исторических наук и директор краеведческого музея, покраснела, опустила глаза и пробормотала:
- Я совершенно не собиралась передавать сплетни. Просто мне небезразлична репутация газеты, в которой работает мой сын. Наша общая репутация небезразлична.
Лане стало стыдно. Ей пришлось пережить такое, о чем не хочется вспоминать. А Саше Матросову что, меньше пережить пришлось? А его маме? И она не только мама пострадавшего сотрудника газеты, она и сама может считаться членом коллектива, потому что за эти годы столько для газеты написала… Она тоже свой человек, и ей тоже сейчас тяжко.
Екатерина Кирилловна постояла молча, напряженно выпрямив спину, повернулась и пошла в ту сторону, куда Платон увел ее сына. Лана догнала ее через два шага, уцепилась за локоть и жалобно сказала:
- Простите меня! Простите поскорее! Или я сгорю от стыда!
По дороге домой долго молчали. Лана все еще ругала себя за свое поведение с Сашиной мамой, хотя они помирились и даже всплакнули, обнявшись.
- Ты на Екатерину Кирилловну не сердись, она ведь пережила не меньше нашего, - вдруг нарушил молчание Платон.
Между прочим, сцены, разыгравшейся между женщинами, они с Сашей не видели. Телепат у нее растет, что ли?
- Лишь бы она на меня не сердилась, Тошка, - со вздохом сказала Лана. - Я иногда бываю… несносной.
- Да ладно, чего ты! Вы же хорошо попрощались, я видел. Она на тебя не злится, - утешил Платон. - Ну, и что про нас плетут в городе?
- Ты, Тош, историю любопытной Варвары помнишь?
- Я фольклором не интересуюсь, - надменно заявил Платон.
- Не интересуется он… А я вот вспомнила не вовремя, - вздохнула Лана. - Не потому не вовремя, что ничего не узнала, а потому, что обидела хорошего человека, который не просто поболтать хотел, а душой болеет за нас. Да и за себя тоже. Она ведь наш постоянный автор. И какой!
- Мам, не расстраивайся, тебе нельзя. Don’t worry! Be happy! - пропел он своим скрипучим подростковым голосом. - Ну и хорошо, что ничего не узнала, а то мучилась бы от несправедливости.
Они уже подходили к своему дому, когда позвонил Олег и сообщил о благополучном прибытии к старшим Стечкиным.
- Завтра с утра поедем навестить Влада, а потом - к теще, а то уже сколько она внука не видела, - доложил он.
- Домой вас, я так понимаю, послезавтра ждать?
- Нет, завтра поедем. Не могу же я первый рабочий день прогулять.
- Отлично, маме привет от нас…
- А как же! Ну, ведите себя хорошо…
- Все, теперь уборка неизбежна, - закончив разговор, сказала Лана Платону.
Решила начать с кухни Стечкиных, но запах еды, простоявшей целый день на столе, вызвал уже привычную реакцию. Платон, увидев ее страдальческое лицо, отобрал у нее тарелки.
- Мам, если тебя так тянет на уборку, иди у нас в квартире чистоту наводи. К дяде Паше завтра все равно его домработница придет, не знаешь, что ли?
- Знаю, но кухню хотя бы надо убрать…
- Ага! И будешь каждые пять минут унитаз пугать… Иди, я сам. И ужин я тебе приготовлю. Иди уже! Телик посмотри или почитай.
- Ну, хорошо… А ты ничего у нас парнишка растешь, заботливый! - Лана хотела потрепать сына по голове, но он увернулся. - Пубертатный период, - вздохнула она и хотела уже уйти, но остановилась, нерешительно глядя на Платона, который сновал по кухне, деловито собирая со стола остатки утреннего пиршества. - Тош, Тимка как-то не очень хочет сестренку… А ты?
Платон замер с посудой в руках, помолчал…
- Ну у тебя и вопросики, ма… Откуда я знаю? - Он осторожно поставил обратно на стол башню из чайных чашек, повернулся лицом к Лане и нерешительно сказал: - Вот если честно, я пока ничего не знаю. Мне только тебя жалко.
- Знаешь, Тошка, что в тебе неизменно с самого младенчества - так это твоя правдивость, - со вздохом сказала Лана.
- Не понял, ты меня хвалишь или ругаешь? - с подозрением спросил Платон.
- Хвалю, конечно, - опять вздохнула Лана и пошла в «кабинет-гостиную», прихватив из вазы большое зеленое яблоко.
На их половине Олег с Тимкой крупномасштабных сборов не устраивали, квартира выглядела вполне пристойно. Лана включила телевизор, взяла «пыльную» салфетку, начала протирать мебель. Трели своего мобильника она услышала не сразу, да пока еще отыскала его - опоздала ответить. Даже не посмотрев, кто это звонил, она нажала кнопку последнего непринятого вызова.
- Светочка, ты? Звоню-звоню, не отвечаешь… - услышала она голос капитана Васильева.
- Эдуард Петрович, как я рада вас слышать!
- Ты на меня уже не сердишься за мое недоверие?
- Да что вы, я такой виноватой себя чувствую. Ведь это из-за моих фырканий вы попали в беду.
- Да брось ты - в беду! Я уже дома, со мной все нормально. А Олег отбыл в Москву, я в курсе. Ты себя как чувствуешь?
- Все в норме, Эдуард Петрович.
- Хорошо… Ты Олегу передай: как приедет - пусть сразу мне позвонит.
- Хорошо…
- Ну, будь здорова!
- И вы тоже…
Ох, какой камень с плеч! Капитан дома и на нее не сердится! Что-то ей в последнее время часто приходится просить прощения. Надо в себе повнимательнее разобраться: может, она что-то делает не так?
В дверном проеме возникла Тошкина фигура. Каратист. Ходит, как кошка, бесшумно…