Будешь моей мамой - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Волчок cтр.№ 27

Она была такая тоненькая, так бесшумно двигалась — прямо не человек, а тень… Игорь сидел, боясь вздохнуть, и удерживал за ошейник Цезаря, который, увидев Ольгу, тут же собрался выйти ей навстречу. Ольга, наконец, спустилась с крыльца и пошла к бассейну, все оглядываясь на дом. На краю бассейна еще минутку постояла, потом села, опустила ноги в воду и негромко позвала:

— Цезарь! Ну где ты там? Иди скорей…

Игорь почувствовал, как вздрогнул и напрягся пес, отпустил ошейник, и Цезарь с восторженным щенячьим визгом вылетел из беседки и понесся к бассейну с такой скоростью, будто им из пушки выстрелили. Игорю показалось, что сейчас огромный зверь со всего размаху налетит на бесплотную фигурку, но в последний момент Ольга с тихим торжествующим смехом скользнула в воду, а Цезарь затормозил на краю, отчаянно молотя хвостом, припадая на грудь и поскуливая.

— Что, съел? — довольным голосом произнесла Ольга и брызнула на Цезаря водой. — То-то. И никогда больше не хвастайся, какой ты быстрый.

Она несколько минут тихо плескалась в воде, смеясь и что-то шепча Цезарю, а тот бегал вокруг бассейна, делая вид, что прямо сейчас прыгнет к ней… Игорь сидел не шевелясь и остро завидовал зверю — как она с ним весело… Почти как с Анной. А потом Ольга вышла из бассейна и стала… танцевать. Наверное, это был не совсем танец. Хотя что это еще могло быть? Она медленно кружилась, мелко переступая босыми ногами, высоко подняв руки над головой, и все время что-то говорила Цезарю, и тихо смеялась. А Цезарь кружил вокруг нее, иногда поднимаясь на задние лапы и нелепо размахивая передними в воздухе. И нисколько она не похожа на подростка, решил Игорь. Он вспомнил: у бабушки была крошечная статуэтка из слоновой кости — тоненькая балерина замерла, поднявшись на пуанты и высоко подняв руки над точеной головкой на длинной изящной шее, чуть склоненной набок.

— Ба, а живые такие бывают? — спросил он, когда ему было лет восемь, наверное.

— Конечно нет! — возмущенно ответила бабушка. — В жизни балерины — лошади! Знаешь, сколько репетировать надо? У живых балерин ноги — во! Сто пудов. А таких в жизни вообще не бывает, разве только в концлагере.

— Красивая очень. — Игорь тогда не знал, что такое концлагерь, и подумал, что это сказка такая. — Почему она такая красивая?

— Потому, что произведение искусства, — подумав, ответила бабушка не очень уверенно.

Ольга разительно походила на ту статуэтку из слоновой кости.

Теперь он каждую ночь караулил ее, притаившись в беседке и даже не решаясь курить, чтобы не выдать своего присутствия. Она приходила почти каждую ночь около двенадцати, несколько минут плескалась в воде, разговаривала с Цезарем, явно сходящим с ума от восторга, тихо смеялась, а потом уходила к себе, взлетая по лестнице на второй этаж в сто раз быстрее, чем спускалась… А Игорь тихо крался за ней и, притаившись на балконе возле двери в ее комнату, пытался разглядеть сквозь легкие тюлевые занавески, что она там делает. Ему было безумно стыдно. Он боялся, что Ольга его когда-нибудь заметит, и жадно надеялся, что она его заметит, наконец. Она не замечала.

Она вообще, кажется, его не замечала. За исключением тех случаев, когда дело касалось Анны. Тогда — да, тогда он был объектом, достойным внимания. А в остальное время — так, пустое место. Игорь не привык быть пустым местом. Наоборот, он привык, что женщины неизменно смотрят на него с интересом. Все. Даже Наталья, отказавшись от Анны, надеялась остаться с Игорем. Прямо наизнанку выворачивалась, рассказывая ему, как жить без него не может… Только слепой ребенок — это невозможно. Это конец всем мечтам и планам, это связать себя по рукам и ногам на всю жизнь, это… Так что или я — или она. Фу, дрянь какая. Зачем он вспомнил?

Наверное, Ольга сегодня не выйдет купаться. Напрасно он ждал так долго. Сколько там?… Час ночи, оказывается. Конечно, она давно уже спит… А ведь он никогда не видел Ольгу спящей.

Игорь осторожно вышел из беседки и, поглядывая на второй этаж, стал тихо подниматься по наружной лестнице. Вышел на балкон, прошел по нему до двери в ее комнату и остановился. Дверь была распахнута настежь, и только легкая тюлевая занавеска отделяла его от Ольги. Он долго стоял, тупея от острого желания откинуть эту занавеску и войти в темноту ее комнаты и от не менее острого стыда. Подумать только, до чего дошел — аки тать в нощи… Повернулся и пошел к себе. Пришел, разделся, свалился на постель и пожелал себе спокойной ночи.

Через две минуты встал, накинул халат, сунул в карман пачку сигарет и вышел на балкон. В конце концов, свою единственную сигарету он сегодня так и не выкурил. Впрочем, как и вчера. И позавчера. И… Куда это он пришел? К двери в ее комнату он пришел. И совершенно незачем терзаться — ведь он только хочет посмотреть, как она спит.

Он отодвинул занавеску, осторожно шагнул в комнату и остановился, напряженно вглядываясь в темноту, слегка разбавленную лунным светом, сочащимся сквозь узор тюля. Почти ничего не видно, только светлый квадрат постели прямо перед ним и сгустки темноты рядом — кресла, что ли? Потом глаза привыкли, он стал различать детали и, увидев на белом квадрате простыни тонкий темный силуэт, уже совершенно ни о чем не думая, шагнул к постели, остановился, жадно и ошеломленно разглядывая спящую Ольгу. Господи, этого просто не может быть! Произведение искусства…

Она спала на спине, закинув руки за голову, слегка повернув голову набок, скрестив длинные ноги. Простыня была откинута в сторону, а Ольга была почти обнаженная — только простые белые трусики ярким мазком перечеркивали смуглую фигуру.

Забыв, что в соседней комнате Анна, забыв, что его сюда не звали, забыв обо всем на свете, Игорь непослушными руками стащил с себя халат, не глядя, бросил его на кресло и осторожно лег рядом с Ольгой, опираясь на локоть и не отрывая от нее глаз. Она шевельнулась, медленно повернулась на бок лицом к нему и, опуская руки, задела его за плечо. И тогда он потихоньку обнял ее, осторожно прижимая к себе, потрясенно ощущая, какая она мягкая, гладкая, нежная и слабая — как котенок…

Нежной и слабой она была три секунды. А потом вдруг напряглась, окаменела, и он с удивлением почувствовал, с какой совершенно невероятной для этого худенького тельца силой ее руки упираются ему в грудь.

— Оленька, — шепнул он одними губами, пытаясь удержать ее в объятиях. — Не бойся меня…

Она рванулась еще сильнее, протянула руку куда-то за голову, и тут же в его живот уперся холодный острый металл.

— Я же предупреждала, что боюсь щекотки, — сказала она совершенно спокойным, ясным, нисколько не сонным голосом. — Предупреждала или нет?

— Разве? — Он почти не слушал, что она говорит, и совершенно не думал, что говорит сам. — Разве предупреждала? Я не помню…

Она замерла на секунду, опять протянула руку куда-то за голову, щелкнула выключателем, и в слабом свете ночника на Игоря уставились ее холодные глаза. Она щурилась от света, и выражение ее лица от этого казалось почти брезгливым.

— Ничего себе, — насмотревшись на его виноватую и растерянную физиономию, произнесла она наконец без всякого выражения. — Эх и ничего же себе…