— Так, одаренный особой интуицией ребенок! Заключаем с тобой наступательно-оборонительный союз против педагогических кадров старой закалки: ты меня подстрахуешь, как сегодня?
— Да без базара, мам!
— Вот и славно, а теперь — марш на кухню, ставить чайник.
Проводив чадо глазами, Инночка вскрыла толстенный конверт. На колени посыпались рисунки, сделанные шариковой ручкой на разномастных обрывках бумаги. Он всегда был хорошим рисовальщиком и карикатуристом. Инночка принялась было рассматривать, а потом сообразила, что вся эта галерея — иллюстрации к письму, и принялась читать:
«Здравствуй, Инка! Сидим в горах и совершенно очертенели от безделья. Ничего не происходит, в „подкидного“ я — не мастер, а в преферанс здесь никто не умеет, даже дядя Леша, наш лейтенант. В связи с отсутствием событий и явным опозданием этого письма к тебе решил представить солагерников — смотри картинку с костром».
Письмо было довольно остроумной пародией на сочинение восьмиклассника по извечной теме «Как я провел лето». Особенно выразительным оказался эпизод купания голышом в горной речке. Солдаты, видимо, действительно одурели от безделья, раз полезли в ледяную мутную воду, с бешеной скоростью несущуюся по камням…
Шарж, с которого Инночке улыбалось малость лопоухое, длиннорукое и длинноногое пугало, был подписан на обратной стороне: «И вот я здесь, я в бархатных штанах. Инка, не поверишь — точность фотографическая. И вот это вот страшилище народ уважительно называет „Старый“. Это у меня здесь кличка такая. Я действительно самый старший, не считая дяди Леши…»
Дверь противно скрипнула… Что за беспардонная манера вламываться к ней в комнату?! Прятать письмо, конверт и рисунки, разумеется, не было никакого смысла — мама все уже увидела. Молчи, стоит тебе открыть рот, и солнечное — за столько-то дней! — утро обернется кошмаром. Только молчи!
— Нуся, — елейным голосом возвестила мама. — Я забыла тебе сказать: вчера звонил Славик, и завтра вечером он придет в гости!
Тьфу ты, ну ты, какие мы приличные, аж за двое суток о своем визите предупреждаем. Причем — не ее, а маму…
— У меня на завтрашний вечер уже есть планы, мамочка… — Инночка испытывала облегчение от отсутствия у матери интереса к бумагам у нее в руках, и визит Славика как реальную угрозу не воспринимала. В конце концов, она — взрослый человек, и в состоянии самостоятельно решить, с кем и когда ей встречаться.
— Но, Нуся, я уже сказала ему, что ты будешь очень рада его видеть!
Инночка обреченно вздохнула.
— И во сколько на нашу семью обрушится это счастье?
Выяснилось, что около шести, а с Виткой они договорились на восемь. В принципе, ничего страшного: два часа бывшего мужа можно и потерпеть. И потом, она всегда считала, что нельзя запрещать отцу видеться с сыном.
Дочитывать пришлось, по традиции, в ванне. Сашкин рассказ огорошивал — неужели мать способна перехватить и ее письма? И что теперь с этой чертовой кучей бумаги делать? Приобрести небольшой несгораемый сейф? Оттащить письма на работу или к соседке? К Тамарке? Та при всей своей общей беспардонности и безалаберности ни за какие коврижки не нарушит конфиденциальность. Разговор — это одно, вплоть до пыток, а вот письма — это святое. Хотя от одних разговоров свихнуться можно…
Инночка ощущала отчетливый приступ паранойи. В конце концов, в Генкиных письмах нет абсолютно ничего неприличного. Да, но это еще не повод публиковать их в городской вечерке…
Глава 13
Витка позвонил вечером. Номер домашнего телефона она ему не давала, и если бы речь шла о другом человеке, звонок ее несомненно разозлил бы… А, собственно, что тут загадочного — просто взял в бухгалтерии у Полины Георгиевны, она же отдел кадров по совместительству. Ничего умного, как сказал бы сын.
Витка спросил о самочувствии и настроении. Спросил, не поменялись ли планы на завтра. Получив подтверждение, заверил в преданности и пожелал доброй ночи.
Инночка валялась на застеленной кровати с каким-то романом. Чтиво, еще вчера признанное интересным, в голову почему-то не лезло. С мамой, конечно, придется поговорить: жить под дамокловым мечом ее любопытства просто невыносимо. Тут Инночка неожиданно вспомнила, что давным-давно, еще когда они обсуждали с мамой ее скандал с Терпилой, Капитолина Ивановна, предположив, что Инночка связалась с зэком, что-то говорила про ящик стола. Значит, знает? Или знает сам факт, а письма не читала?
— Мам! — Снова, как и утром, Сашкина физиономия просунулась в комнату без разрешения. — Я с тобой поговорить хочу на целых две темы. Во-первых, этот козел, родитель мой, правда, что ли, припрется?
— Шур, если этот человек повел себя по отношению ко мне не совсем корректно, это никак не меняет того факта, что он тебе родной отец. И что он желает принимать участие в твоем воспитании…
— Либидо пусть свое воспитывает! — Сашка почему-то поставил ударение на последний слог.
— Шур, мне неприятно это слушать. Давай так: на тему ваших острых углов — я тебе обещаю, голубая мечта бабушки по поводу нашей дальнейшей с твоим отцом совместной жизни так и останется мечтой. Голубой. А не хамить я тебя просто прошу. В конце концов, он не так уж часто балует нас своим вниманием. Договорились?
— Ладно, — буркнул ребенок. — А во-вторых, расскажи, о чем тебе пишет твой Генка? Ведь там война ведь, да? Ужасно интересно!
Еще пару дней назад сын, вероятнее всего, услышал бы от нее про «наглых подростков, место которым в песочнице», или что-нибудь еще не менее ехидное и абсолютно не информативное, но после утренней чехарды с письмом (а ребенок-то вырос, оказывается), она, заметно поскучнев, ответила:
— Санчо, я даже и не знаю, что тебе толком ответить… Он не пишет про войну, про отрезанные головы врагов, не излагает боевые и технические характеристики снайперской винтовки Дергунова. Про горы пишет — как это красиво. Про то, как они там живут, — в основном смешное, помесь десанта пациентов дурдома и трех веселых смен в пионерлагере. Такое ощущение, что война для него — серия приколов, приключение. С другой стороны, ужасов я и по телевизору посмотрю, в любое время дня и ночи. Может, если бы он ныл и жаловался, я бы эти его письма и вовсе не читала. А так — Жюль Верн в одном флаконе… не знаю, вот, с Анатолием Тоссом, например.
— Жюля Верна знаю, а что за Анатолий такой?
— Хм, книги господина Тосса тебе читать, пожалуй, рано…
— Интересное дело, «Эммануэль», значит, не рано…
Инночка вдруг развеселилась:
— Слушай, сын, я знаю верное средство от бабушкиного любопытства, да, собственно, вообще от бабушки: хочешь оставить меня сиротой — выскажи бабушке свои высокоинтеллектуальные мысли о данном произведении, и книжечку подсунь! Кстати, где ты эту макулатуру раздобыл?
— Да не раздобыл я… В спортлагере все читали, и я прочитал.