– Можете, – кивнул Большаков. Он обвел взглядом
довольно спартанскую обстановку и старую румынскую мебель-стенку.
– Сколько лет мы знакомы, Андрей? – неожиданно спросил
он, переходя на ты.
– Десять. Двенадцать. Нет четырнадцать, – ответил
удивленный Попов.
– Пятнадцать, – поправил его генерал. – Мы
познакомились с тобой в Санкт-Петербурге в девяносто первом, когда ты полез в
драку. Помнишь?
– Теперь вспомнил, – улыбнулся Попов. – А почему
вы решили вспомнить именно тот эпизод? Как странно, я о нем почти совсем забыл.
– А я не забыл, – продолжал Большаков. –
Пятнадцать лет Андрей мы с тобой знакомы. Ты получал очередные звания и рос у
меня на глазах. И я всегда гордился знакомством с таким офицером, как ты,
Андрей. Всегда.
– Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? – не
понял Попов. – Я вообще не совсем понимаю, что происходит, Иван Сергеевич.
За пятнадцать лет вы ни разу у меня не были. А сейчас приехали вместе с
Караевым, которого только недавно приняли в ряды нашей организации, и говорите
таким печальным и грустным голосом, словно хотите объявить о конце нашей
дружбы. Может, я сделаю вам кофе или чай?
Он попытался подняться, но Большаков его остановил.
– Так и есть, – тяжело произнес он, глядя в глаза
хозяину квартиры.
– Я вас не понял, – попытался улыбнуться Попов, но
улыбка получилась очень вымученной.
– Я приехал сюда, чтобы объявить о конце нашей
дружбы. – Иван Сергеевич произнес эти слова глядя в глаза своему младшему
коллеге.
– У вас странные шутки, – нахмурился Попов. – Может,
вы мне наконец объясните, что именно происходит.
– Происходит, – кивнул Большаков. – Я лично
приехал к вам, генерал Попов, чтобы объявить вам, что сожалею о доверии,
которое я к вам испытывал. И сожалею о той дружбе, которую вы предали.
Попов изумленно взглянул на него, потом на Караева.
– Это все из-за иностранцев? – недоверчиво спросил
он. – Я действительно имел с ними контакты.
– Вот и все, – сказал Большаков взглянув на
Караева. – Он признался.
Через несколько дней после начала событий. Лондон
Утром он почувствовал себя совсем плохо. Виктор Витовченко с
трудом доковылял до ванной комнаты, где его стошнило. Он не мог даже
предположить, что сегодня рано утром в больнице умер Алексей Щербак, который
привез ему полоний. Футляр не был герметичным, он был изначально поврежден с
таким расчетом, чтобы любой прикоснувшийся к футляру оказался бы гарантированно
зараженным.
Но тело Щербака увезли в неизвестном направлении, не
позволив даже вскрыть. Врачам госпиталя, где находился Щербак, показали
полицейское предписание и решение суда, согласно которому тело погибшего должны
были вскрывать полицейские эксперты.
Витовченко решил вызвать врача. У него не было надежно
оформленной страховки, и поэтому он тянул до последнего. Его страховой полис не
позволял лечиться при отравлениях. Но дальше тянуть он просто не мог. Поэтому
он позвонил и вызвал врачей. Через двадцать минут приехавшие врачи обнаружили
его на полу. Он с трудом сумел открыть дверь и упал на пол, прямо в коридоре.
Его отвезли в реанимацию, а полоний остался в его квартире. Уже по дороге в
больницу он потерял сознание.
Врачи долго пытались определить, какова степень его
отравления. Ему промывали желудок, делали клизмы, давали слабительное, от
которых ему становилось все хуже и хуже. Наконец один из молодых врачей,
находившихся на стажировке в госпитале, догадался провести полное обследование
больного и выяснил, что он подвергся очень сильному радиоактивному излучению.
Организм Витовченко был буквально нашпигован радиоактивными изотопами.
Он получил настолько сильную дозу, что врачам даже запрещали
подходить к нему близко без радиационных костюмов. Они не стали говорить
несчастному больному, что он обречен. Но у Витовченко начали выпадать волосы,
затем пошла горлом кровь. Он менялся буквально на глазах, и врачи с ужасом
замечали, как жизнь постепенно уходит из тела этого человека.
Жуковский не звонил и не появлялся. Витовченко пытался к
нему дозвониться, но все известные ему телефоны были отключены. И тогда
Витовченко впервые подумал, что его могли просто подставить. Но никаких
доказательств у него не было. Ему становилось хуже с каждым часом. К вечеру у
его палаты уже дежурили журналисты. Пиар-компания Жуковского, которой он
выплачивал большие гонорары, сообщила на весь мир, что бывший агент советских
спецслужб был сознательно облучен своими бывшими коллегами по приказу из Москвы
и теперь умирал в страшных мучениях.
В газетах и журналах начали появляться страшные фотографии
больного человека, который потерял все волосы и выглядел, как живая мумия. В
Лондоне не осталось ни одной газеты, которая бы не посвятила этому страшному
событию хотя бы одной колонки. Сообщения о здоровье Витовченко начали
передавать все крупнейшие информационные агентства мира. Его жалели и презирали
одновременно, но вид умирающего человека был прямым укором Кремлю, решившемуся
на подобную дикую акцию.
В некоторых изданиях начали появляться намеки на
таинственную организацию, которая позволяла себе ликвидацию бывших сотрудников
спецслужб. Журналисты начали проводить собственные расследования. Рассказывали
о «ликвидаторах», прибывших из России, чтобы расправиться не только с
Витовченко, но и с остальными бывшими агентами, нашедшими убежище в
Великобритании. Поразительно, что среди бывших агентов ни разу не упоминалась
фамилия самого известного перебежчика Гордиевского, словно его никогда не
существовало. Появление этой фамилии не устроило бы ни одну из сторон, и
поэтому на имя Гордиевского было наложено негласное табу.
Витовченко умирал. И его смерть разыгрывалась, словно дурной
спектакль, освещался каждый вздох несчастного больного, подробно рассказывалось
о его мучениях.
Был создан специальный комитет в защиту прав умирающего
больного. Витовченко диктовал письма к президенту России, к народам мира,
которые немедленно тиражировались и публиковались по всему миру. Он обвинял в
своей смерти лично руководителя своей бывшей страны и своих бывших коллег.
Никто даже не обратил внимание, что содержавший столько лет Витовченко
Жуковский избегал в эти дни всяческих комментариев. Часы умирающего были сочтены.
Но его смерть была обставлена еще более театрально. Под самый занавес он
принимает мусульманство и просит похоронить его по мусульманским законам. Это
человек, который боролся против мусульман в Чечне и даже лично убивал чеченцев.
Но спектакль должен быть сыгран до конца. Витовченко хоронят так, как хоронят
героев. Мавр сделал свое дело. Мавр должен уходить.
Именно в эти дни, когда в больнице умирает Витовченко, в
Ирландии начинается конференция, в которой принимает участие бывший премьер
российского правительства, начинавший неудачные шоковые реформы в начале
девяностых. Все знают о взаимной неприязни бывшего премьера и действующей
власти. Но в Ирландии происходит накладка. Во время конференции премье??у
приносят стакан минеральной воды, которую он должен выпить. Если он выпьет эту
воду, он обречен. Но экс-премьер прекрасный экономист и рассеянный человек. Он
пьет много воды во время своего выступления, но не допивает именно тот самый
стакан. Он сделает всего несколько глотков. Это его и спасет. С диагнозом
отравление его доставят в больницу, где окажут первую помощь. Ирландским врачам
удастся спасти экс-премьера, и грандиозная провокация не состоится. Более того,
экс-премьер оказался еще и порядочным человеком, что было совсем некстати. Он
заявил на весь мир после своего возвращения в Москву, что его пытались отравить
силы~ противостоящие Кремлю и недовольные нынешней российской властью. Это был
настоящий провал всего задуманного. Экс-премьер не только выжил, но и сильно
испортил начавшуюся игру.