Карнакки - охотник за привидениями - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Хоуп Ходжсон cтр.№ 25

Итак, когда капитан Тобиас съехал после десяти проведенных в доме лет, всякие разговоры утихли, и когда я предложил сдать мне его на пять лет, владелец буквально уцепился за предложение. Вот и все, как он дал мне понять. Когда я принялся расспрашивать его о подробностях совершавшихся тогда в доме странных событий, он сказал, что жильцы рассказывали ему о женщине, обходившей дом по ночам. Некоторые из жильцов вообще не видели ее, однако другие съезжали после первых нескольких месяцев.

Однако в особенности домохозяин подчеркнул, что ни один из жильцов не жаловался на стук и хлопанье дверей. В отношении запаха он просто вознегодовал; однако, на мой взгляд, не имея особой причины, разве что если не усмотреть в его реакции косвенное обвинение в том, что я привел сливы в плохое состояние.

В итоге я уговорил его заночевать в доме вместе со мной. Он немедленно согласился, в особенности после того, как я сообщил ему, что не намереваюсь предавать дело огласке и хочу докопаться до его дна — поскольку он стремился избежать всяческих слухов о наваждении.

Он явился ко мне около трех часов дня, и мы внимательно осмотрели весь дом, не обнаружив при этом ничего необычного. После этого домовладелец проверил сливы в раковинах и, установив, что они находятся в полном порядке, мы начали готовиться к бессонной ночи.

Сперва мы позаимствовали два полицейских фонаря в соседнем участке, с начальником которого я был на дружеской ноге, а когда по настоящему стемнело, лендлорд сходил домой за ружьем. Я уже упоминал, что при мне был тесак; и когда домовладелец вернулся, мы засиделись в моем кабинете почти до полуночи.

Тогда мы зажгли фонари и поднялись наверх. Разместив удобным образом фонари, ружье и тесак перед собой на столе, я отправился закрывать двери спален и опечатал их; после чего мы уселись и притенили свет.

До двух часов ночи ничего не произошло; но как только пошел третий час, что я определил по циферблату часов, едва заметному в свете щели фонаря, я вдруг ощутил чрезвычайную тревогу и, пригнувшись к лендлорду, шепнул ему, что непонятно почему, но мне кажется, что вот-вот произойдет нечто странное, и попросил его приготовить фонарь, а сам потянулся к своему собственному. И в тот самый момент, когда я совершил это движение, наполнившая коридор тьма вдруг приняла темно-фиолетовый оттенок, но не так, как если бы в ней засиял свет, а словно естественная чернота ночи изменила окраску. И тогда в этой фиолетовой тьме, из фиолетовых недр ночи вдруг явилось бегущее обнаженное дитя. Странным образом казалось, что дитя это не выделялось из окружавшей нас тьмы, но являло собой концентрацию ее странной атмосферы — как если бы преобразивший ночь мрачный цвет ее исходил от самого ребенка. Объяснить это невозможно, поэтому попробуйте представить.

Дитя пробежало мимо меня двигаясь как всякий обыкновенный упитанный ребенок, пребывая, однако, в абсолютном и непостижимом безмолвии. Внешне оно было похоже на очень маленького ребенка, вполне способного пробежать под столом; однако я видел это дитя и сквозь столешницу, как бы сделавшимся лишь чуть более темной тенью на фоне фиолетовой тьмы. В тот же самый миг я увидел, как неровный фиолетовый свет вдруг высветил очертания ружейных стволов и моего палаша, превратив их в бледные силуэты, парящие над исчезнувшей твердью стола.

Интересно, что, наблюдая за всем этим, я подсознательно ясно и четко ощущал возле себя, у самого локтя, напряженное дыхание домовладельца, ожидавшего в нервной позе и не снимавшего руки с фонаря. Я в тот же миг понял, что он ничего не видит, но ожидает во тьме реализации моего предупреждения.

Обращаясь умом к этим пустякам, я следил за ребенком, который отпрыгнул в сторону, укрывшись за каким-то едва угадывавшимся предметом, безусловно, не находившимся в коридоре. Я вглядывался во мрак, удивляясь чуду, а по спине моей бегали мурашки от страха. Не отводя от него глаз, я разрешил куда менее важную проблему, определив, что представляли собой два черных облачка, повисших над частью стола. На мой взгляд, такая двойная работа разума, зачастую особенно явная в мгновения особенного напряжения, представляет собой необычайный интерес. Два облачка исходили от слабо светившихся силуэтов металлических корпусов фонарей, и то, что казалось черным для моего тогдашнего зрения, могло оказаться лишь тем, что нормальное человеческое зрение называет светом. С тех пор я навсегда запомнил это явление. Я дважды видел его: в деле о Темном свете и в известном вам деле Мейтсонов.

Размышляя над этими световыми явлениями, я поглядел налево, пытаясь понять, почему же прячется дитя. И вдруг услышал, как домохозяин выкрикнул:

— Женщина!

Однако сам ничего не увидел. Мною владело неприятное ощущение, утверждавшее, что рядом со мной находится нечто отвратительное, и тут я ощутил впившиеся в мою руку пальцы испуганного лендлорда. Поглядев обратно, в ту сторону, где пряталось дитя, я увидел, что оно выглядывает из своего укрытия и как будто бы всматривается в коридор, однако со страхом или нет — я не мог понять. Наконец ребенок выскочил из укрытия и побежал прочь, прямо через то место где должна была начинаться стена спальни моей матери, которую чувство, позволявшее мне видеть все это, превратило в смутную вертикальную и бесплотную тень. Дитя немедленно исчезло из вида в тусклой фиолетовой мгле. И в это миг я ощутил, как домовладелец придвинулся ко мне, словно бы уклоняясь от чего-то, воскликнул внезапно охрипшим голосом:

— Женщина! Женщина! — и неловким движением отодвинул шторку со своего фонаря. Однако я не видел никакой женщины; и коридор, по которому он беспокойно водил лучом своего фонаря, освещая в первую очередь дверь комнаты моей матушки, оказался пустым.

Не выпуская моей руки, он поднялся на ноги; и движением механическим и неторопливым я поднял фонарь и включил свет. Пребывая в некотором ошеломлении, я посветил на оставшиеся неприкосновенными печати на дверях, а потом принялся светить в разные концы коридора, однако он оставался пустым, и я повернулся к домовладельцу, говорившему нечто неразборчивое. Луч моего фонаря прикоснулся к его лицу, и я как-то тупо отметил, что оно покрыто бисеринками пота.

Наконец мысли мои улеглись и устроились в относительном порядке, и до меня начал доходить смысл его слов.

— Вы видели ее? Вы видели ее? — повторял он снова и снова, а потом я услышал собственный, вполне ровный голос, говоривший, что никакой женщины я не видел. Наконец успокоился и домовладелец, и я узнал от него, что он видел женщину, появившуюся в конце коридора и прошедшую мимо нас, однако он не мог описать ее и сказал только, что она то и дело останавливалась и оглядывалась вокруг, а оказавшись возле него, даже принялась пристально разглядывать стену, словно бы что-то разыскивая на ней. Однако в большей степени его смущало то, что она как бы совсем не видела его. Он так часто повторял эти слова, что в итоге я несколько абсурдным образом сказал ему, что этому скорее следует радоваться. Но что все это значило? Вопрос этот оставался вопросом; и я почему-то был не столько испуган, сколько полностью ошарашен. До того времени мне приходилось видеть куда меньше, чем довелось потом; однако то, что я увидел, заставляло меня сорваться с якоря здравого смысла.