– Меня больше всего поражает, – заметила я, – что все в этом городе знают, что вы организовали убийство своей жены и никто ничего не пытается предпринять против вас.
– Что это вы сказали о фотографиях? – спросил смуглокожий гость, его голос начал застывать, словно жирная похлебка.
В эту минуту какие-то шарики у меня в голове явно стали крутиться в разные стороны.
– А зачем вам этот тип, Проспер? Вы что, покупаете у него кокаин?
Наступила долгая пауза. Затем маслянистое существо поднялось с дивана со словами:
– Ненормальная сучка!
Проспер схватил его за руку:
– Она просто очень пьяна. Пожалуйста, оставим это. Уходите.
На какое-то мгновение у меня возникло впечатление, что он не обратил никакого внимания на слова Проспера. Затем, по-видимому, передумал и направился к дверям, бросив в мою сторону прощальную фразу:
– Журналисты все одинаковы и все похожи на задницу – так же, как и она, до отказа набиты дерьмом.
– Хороший ответ, – сказала я. – Прекрасные же у вас друзья, Проспер. Превосходное владение разговорным английским для столь мелкого торговца вразнос.
Дверь с грохотом закрылась за ним. Длинные тонкие пальцы Проспера скрылись в густой, подернутой сединой шевелюре – заученный театральный жест отчаяния.
– Роз, Роз, вы даже не представляете, с кем вы имеете дело. Это ведь не игрушки. Это вам не Флит-стрит.
– Флит-стрит больше не существует, – резко ответила я и тяжело опустилась на диван.
Мой свояк-убийца и доверенное лицо гангстеров отправился на кухню и сварил для нас обоих великолепный и очень крепкий кофе-эспрессо из бобов сорта «коорг», столь редкого, что индийцы практически никогда не отправляют его на экспорт. Разлил кофе в две фарфоровые чашки, и мы выпили его, не проронив ни слова. Допив свой кофе, я занялась рассматриванием гущи на дне чашки, словно пытаясь предсказать по ней свою судьбу, и тут Проспер снова заговорил:
– Какие фотографии вы имели в виду, Розалинда? Те, что Миранда сделала в момент гибели Майи? Те, о которых вы говорили сегодня утром?
– А они у вас есть?
Он отрицательно покачал головой:
– Она не смогла их найти.
– Черт! Но если вы хотите поиграть в кошки-мышки, я совсем не против.
Мы смотрели друг другу в лицо, сидя на двух диванах, расположенных один напротив другого, разделенные старинным кашмирским ковром и недоверием размером с целый континент. Спустя несколько минут Проспер наклонился вперед, сократив расстояние между нами. Театральное освещение в квартире скрывало морщины на его лице, придавая ему вазелиновую привлекательность кинозвезды двадцатых годов, какого-нибудь индийского Валентино.
– Миранда рассказывала мне о вашей матери, о ее... некоторой неуравновешенности, – начал он, осторожно пробираясь по минному полю истории моей семьи. – Она хочет – мы оба хотим, – чтобы этот визит помог вам. – Он сказал, что они с женой обсуждали возможность совместной со мной поездки по Индии, разумеется, после того, как родится ребенок. Его голос звучал мягко, умилительно и казался каким-то липким, словно теплая патока. В какой-то момент я почти поверила ему. – Но ведь, Розалинда, ты сама все осложняешь. Я понимаю, конечно, что это был трудный год для тебя: ты потеряла партнера, умер твой отец, но...
Чтобы развеять его чары, я резко поднялась с дивана.
– В этой обители есть такая земная вещь, как телефон?
Проспер взмахом руки указал на громоздкий старомодный телефонный аппарат за диваном.
Я набрала номер «Ледяного дома». Человек, ответивший мне, сообщил, что сегодня вечером Роби не вызывали.
– Можно мне поговорить с Мистри? – спросила я, тщательно выговаривая каждое слово. – Скажите ему, что с ним хочет говорить корреспондент Би-би-си. – Прошло несколько минут. – Привет, Калеб. Можно побеседовать с вами об одном фильме, который вы когда-то снимали, о «Циклоне» и о вашей работе над «Бурей» Проспера? Сегодня вечером? Прекрасно. Я приеду через час.
– Не кажется ли вам, что на сегодня уже достаточно интервью? – спросил Проспер, когда я повесила трубку. – Уже довольно поздно. Вам бы лучше пораньше лечь спать.
– А кто вам сказал, что я собираюсь бодрствовать всю ночь?
Проспер был слишком хорошо воспитан для того, чтобы развивать тему. Он просто сказал, что дождь возобновился и что здесь практически невозможно найти такси, поэтому вызвал своего шофера и попросил его довезти меня до студии Калеба.
Я пила виски убийцы, а теперь поеду в машине убийцы. А может быть, убийство так же легко смывается дождем, как водяная позолота?
* * *
Большинство тех, у кого в Бомбее возникают проблемы с желудком, считают, что причина в дурном качестве местной кухни. Они говорят: «Ну, конечно же, я ни разу не прикасался к их воде! Я же прекрасно знаю, что она кишит бактериями». Но на самом деле яд часто попадает в организм из более замаскированного источника. Эти люди забывают о бомбейском льде.
Моголы перевозили лед с Гималаев на лодках по рекам до Лахора, а оттуда почтовыми повозками – в Дели. Двенадцать кусков по четыре килограмма в день. Представьте себе телерекламу: армейский денди из XIX столетия в красном мундире смакует свое виски и просит, чтобы ему подали лед. В следующем кадре мы видим гору снега. «Еще льда, бой!» – эхом разносится по горным вершинам, и тысячи маленьких смуглых человечков врубаются в гималайский ледник. Две тысячи миль, лодки, повозки, носильщики, и наконец лед доходит до нашего джентльмена. От горы остался маленький кусочек. «Черт возьми, бой! – орет наш гордый офицер. – Я же просил два кубика!»
Лед в тропиках – высший символ цивилизации. В Бомбее существовало поверье, что вода со льдом должна быть чистой по определению, независимо от ее происхождения. Ее использовали в качестве укрепляющего средства и подавали гостям перед сном, как некое подобие стакана горячего молока в наших краях. Вода со льдом кажется такой чистой, такой холодной, смотрится так по-западному, так не по-индийски. Но ведь это всего лишь упаковка. А внутри сидит все тот же местный микроб, который и устраивает неизбежный ураган в ваших внутренностях. Так часто бывает: вас убивает то, чему вы больше всего доверяете.
Виски, пиво и бомбейский лед с толикой желчи. К тому моменту, когда я приехала в студию к Калебу, мне уже было совсем плохо. К несчастью, охранник почему-то отсутствовал. Некому было предоставить мне последний шанс не совершать и эту глупость.
14
Калеб сидел в своем режиссерском кресле и читал роман под названием «Черный георгин» об одержимости автора образом своей убитой и разрубленной на куски матери. На полу рядом с Калебом лежал матрац с пятнами, как я предположила, краски, имитировавшей кровь в ходе съемок какого-нибудь недавнего зверского эпизода.