Прекрасна и опасна - читать онлайн книгу. Автор: Кэрол Мортимер cтр.№ 29

Ее грудь все еще ощущала руки и губы Рогана. И в бедрах…

Роган разбудил ее. Каждая клеточка тела как будто ожила и все еще дрожала от удовольствия и радости.

Потому что она любит Рогана. Потому что…

Дело. Пора подумать о деле, а не о том, как она любит Рогана.

Да еще хорошо бы разобраться с таинственным возвращением книг…

Похороны прошли вполне благопристойно. Удивительно, но церковь оказалась почти битком забита. Миссис Бэйнс, естественно, тоже присутствовала. Как и Десмонд Тэйлор, отцовский адвокат. Рогана удивило, как много людей, когда-то работавших с отцом или на отца, не поленились приехать из Лондона, чтобы принять участие в прощальном ритуале. Да и местных жителей пришло немало.

Для Рогана эти похороны и так были большим испытанием, а прибывшая масса народа добавила ему еще забот. Он почувствовал себя совсем больным уже через час после рукопожатий и соболезнований, большую часть которых представляли собой признания и воспоминания.

Наверняка многих удивляло каменное лицо сына почившего.

Миссис Бэйнс, спасибо ей, оказалась на высоте и наконец объявила, что просит всех желающих вернуться в дом, чтобы выпить чаю с бутербродами.

Роган думал не только о том, что вот пройдут похороны, он покинет Англию и вернется к привычной жизни. Была еще Элизабет, бледная и полная чувства собственного достоинства, которая проходила это суровое испытание наравне с ним, стоя рядом в черной пиджачной паре и белой блузке.

– Знаешь, ты действительно удивительная женщина, – пробормотал Роган, когда они ехали домой.

Она оторвалась от бокового окна и озадаченно взглянула на него.

– Ты меня сегодня очень поддержала, хотя утром я был с тобой не очень любезен, – уточнил он.

Бледные щеки Элизабет окрасились легким румянцем.

– В такое время, как это, никакие личные трения между нами значения не имеют.

Личные трения? Разве у них были трения?

Просто Роган благодарен ей за то, что сегодня она стояла рядом. И за то, что время от времени выручала его, когда он не знал, что ответить на очередные похвалы в адрес отца.

Для Рогана было полным откровением, что отец принимал большое участие в жизни местного общества и как много людей, с которыми он имел дело, сохранили к нему уважение и привязанность.

Он накрыл ладонью лежавшую на колене руку Элизабет и переплел их пальцы:

– Все равно спасибо. Я сегодня неважно себя чувствовал, а вы с миссис Бэйнс помогли мне справиться с похоронами.

Элизабет запретила себе видеть в его взгляде что-либо большее, чем простую благодарность за поддержку, хотя от прикосновения Рогана у нее слегка задрожали пальцы. В воздухе повисло напряжение.

Она облизнула персиковые губы:

– Роган, я знаю, что книги взяла миссис Бэйнс.

На глаза Рогана как будто опустили жалюзи, а на лице его появилось непонятное выражение.

– Прости, что ты сказала?

Элизабет грустно улыбнулась:

– Я говорю, что первые издания взяла миссис Бэйнс.

Он резко отпустил ее руку. Взгляд стал настороженным.

– Представления не имею, о чем ты говоришь.

– Я и не ожидала, что у тебя может быть какое-нибудь представление, – севшим вдруг голосом отозвалась она. – Перед ланчем миссис Бэйнс заходила в дом. Нам надо было обговорить, какие бутерброды сделать для тех, кто захотел бы приехать после похорон. Она сказала… объяснила мне, почему это сделала. Она боялась, что в шестьдесят лет может не найти новую работу. Боялась на старости лет остаться нищей. Она слышала наш разговор, поняла, что именно эти книги дорого стоят, и решила, что можно будет их продать, а кражу списать на происходившие в последнее время ограбления.

Роган мрачно выслушал и сказал:

– Что бы ты ни говорила, я от своих обещаний отказываться не намерен.

Элизабет кивнула:

– Да-да. Просто знай, что я восхищаюсь тобой и тем, как ты разрешил ситуацию. Рано утром она приходила к тебе с признаниями, а ты заверил ее, что Брэд оставил ей кое-что по завещанию в качестве пенсии. Миссис Бэйнс очень благодарна тебе.

Роган коротко кивнул:

– В таких обстоятельствах я ничего другого сделать не мог.

Элизабет улыбнулась. Она была уверена, что Роган немало удивлен теплотой и уважением, с которыми люди отзывались о его отце.

– Не знаю, стоит ли говорить об этом сейчас, Роган, но я решила сегодня вечером уехать из Салливан-Хаус.

– Что? – вырвалось у Рогана. Он резко повернулся к ней. – Из-за того, что произошло утром?

Она слегка покраснела и покачала головой:

– Нет, не из-за этого. Видишь ли, мне сегодня стало ясно – думаю, и тебе тоже, – что какие бы трения ни были между твоим отцом и матерью, это только их дело. Окружающие же не видели в нем того негодяя, какого видел ты, и относились к нему с большим уважением…

– Говорят: «Ангел на улице, дьявол у очага». Никогда не слышала? – рыкнул он, посчитав ее утверждение спорным.

– Как же, слышала, – мягко согласилась Элизабет. – И это может быть справедливо и для моего отца, и для твоего. Сегодня на похоронах, когда я услышала столько хороших слов о твоем отце, я вдруг подумала, что и мне стоит поинтересоваться: а какой же мой отец в действительности? Пока не стало слишком поздно…

– Подразумевается, что мне поздно уже интересоваться, каким был мой отец, да?

Элизабет с сочувствием посмотрела на него и покачала головой:

– Я говорю сейчас о себе, Роган. Постарайся понять, что я должна ехать. Ради собственного спокойствия хотя бы.

Роган все понимал. Он даже восхищался ее намерением. Просто его до глубины души потрясло, что Элизабет собирается уехать из Салливан-Хаус сего дня вечером. И эта его реакция была довольно глупой, поскольку сам он уже знал, что не задержится здесь дольше, чем необходимо, и уедет завтра. Крайний срок – послезавтра. Но мысль о том, что Элизабет уезжает и больше он ее никогда не увидит, расстроила его больше, чем он ожидал.

– Отлично, – небрежно согласился Роган. – Поезжай, но готова ли ты к тому, что твой отец может оказаться хуже всех, кого ты знаешь?

– Поверь, допускаю, Роган. Очевидно, отец с матерью не подходили друг другу. Но, как уже говорила, я этого не понимала, пока не подросла. Я помнила отца веселого, всегда смеющегося. И очень любящего меня. Возможно, потому, что в отношениях с мамой ему не хватало любви, не знаю. – Элизабет пожала плечами. – Интересно, что появилось раньше: выпивки матери или похождения отца? Я была ребенком, и не мне было становиться судьей или присяжным.

А Роган кем был своему отцу? Прокурором или защитником? Вот черт! После того как мать покончила счеты с жизнью, он, прежде всего, судил отца. Но теперь он уже взрослый мужчина, а не тот чувствительный юнец, каким пятнадцать лет назад уехал из Сал ливан-Хаус. Прав ли он в своих суждениях с высоты нынешнего опыта? Или чувствует в них какие-то изъяны, как, возможно, чувствует их в своих суждениях Элизабет?