Он увидел широкую лестницу с прекрасными малахитовыми вазами
на площадках, спустился по ней, не обнаружив у двери ни часового, ни
привратника, вышел под открытое небо. Вокруг было тихо и пусто. Сварог
попробовал ощутить себя графом, чинно гуляющим у замка, но не смог вжиться в
образ – совершенно не представлял, что должен чувствовать и о чем думать чинно
гуляющий у замка граф. Да ни о чем особенном, наверное. Смотря по
обстоятельствам. В его случае обстоятельства самые загадочные. Такое
впечатление, что он прибыл сюда вместо кого-то другого, на чье появление весьма
рассчитывали: доктор Молитори по соображениям насквозь меркантильным, а вот
соображения и резоны величественного герцога и его безмолвного спутника –
полная загадка. Герцог был ужасно разочарован, хотя старался чувств своих не
показывать…
Замок так замок, решил Сварог. Обживусь. Освоюсь. Найду
занятие. Вообще-то благородные они люди, эти раззолоченные фельдмаршалы,
оба-двое: могли бы и выставить к чертовой матери без всякого вида на жительство
и средств к существованию. Нет, ну откуда эта сноровка в обращении с мечом? И
отчего это сначала так стремились узнать его полное имя, а потом, мало того что
потеряли к этому всякий интерес, навязали чужое? Наполовину чужое, предположим,
и все равно…
Сварог остановился. Задумавшись, он и не заметил, как вышел
на опушку леса, и там, за невысокой ажурной оградой темно-красного цвета, был
обрыв, высоченный, должно быть: далеко впереди клубились белые облака, гораздо
ниже той точки, с которой смотрел Сварог. А еще ниже, в разрывах
невесомо-нежной белой пелены, виднелась буро-зелено-серая земля, казавшаяся с
птичьего полета, как это обычно бывает, чистеньким, аккуратным, с любовью
изготовленным макетом какой-нибудь обетованной страны. С такой высоты не видно
ни грязи, ни мух, ни рытвин, ни мусора. Земля кажется прекрасной и благородной
с такой высоты.
Именно высота и насторожила Сварога. Чересчур уж высоко.
Километра два, самое малое. Пожалуй, даже три лиги наберется. Стоп, каких еще
лиг? Да самых обыкновенных, таларских
[1]
, тут же ответил он сам
себе.
Подошел вплотную к ограде, достигавшей ему до груди,
посмотрел вниз, перегнулся насколько мог. Ноги сразу стали холодными, ватными,
как это частенько случается со многими, хлынуло на миг шальное, безумное,
жаркое желание броситься вниз.
Но отшатнулся он не поэтому.
Не было никакого обрыва, никакой горы. Вниз уарда
[2]
на три уходила вертикальная, угольно-черная плоскость, а ниже, под замком, под
лесом был только воздух. И облака. Особняк вместе с окружавшим его лесом парил
над облаками, ощутимо перемещаясь, пусть и с небольшой скоростью. Летучий
замок. Сварог присмотрелся: далеко справа, чуть пониже, над облаками виднелось
зеленое пятно – деревья, и среди них вздымаются молочно-белые башенки другого
замка, бесшумно, плавно скользившего в ту же сторону, только помедленнее.
Что-то яркое, разноцветное, обтекаемое отделилось от опушки и быстро пошло в
сторону, противоположную движению.
У Сварога захватило дух. Ничего похожего на тесные самолеты,
где ногам мешает кресло впереди, а пониже спины упираются колени сидящего
сзади… Будущее начинало ему нравиться.
За спиной вежливо покашляли. Сварог обернулся. Перед ним
стоял молодой человек в таком же, как у доктора Молитори, костюме, только цепь
была медная и эмблема гораздо меньше. Он торопливо поклонился:
– Милорд, вас ожидает ваша вимана.
Он смотрел на Сварога с отчаянно скрываемым, но рвавшимся
наружу любопытством – как-никак был совсем юный.
– Великолепно, – сказал Сварог. – А что делают с
виманой – прогуливаются под ручку? Едят на десерт? Или надевают поверх
кольчуги, собираясь в гости?
Судя по лицу юнца, он не хуже Сварога помнил – ни единой
живой душе нельзя говорить, что произошла накладка и новоиспеченный граф,
строго говоря, не совсем граф… Дисциплина и страх победили. Юнец улыбнулся с
таким видом, словно понял и оценил хорошую шутку.
– Ну-ну, – сказал Сварог ободряюще. – В конце-то
концов, могут у господина графа быть капризы? Скажем, он вдруг ненадолго забыл,
что такое вимана. Как вы думаете, молодой человек, коли уж вы медик, –
могут случаться у благородных особ внезапные провалы памяти?
Юнец нерешительно кивнул.
– Прекрасно, – сказал Сварог. – Итак?
Юнец решился, огляделся и тихо сказал:
– Вимана летает.
– Ну вот и отлично, – сказал Сварог. – Любопытно,
а будет ли рядом кто-то, кто возьмет на себя труд помочь страдающему выпадением
памяти благородному графу?
– На вимане прибыл ваш дворецкий, милорд.
– Отлично, – сказал Сварог. – Ведите.
Он шагал следом за юным эскулапом, позвякивал мечом и думал,
о чем бы спросить еще, пока он не ввергнут окончательно в коловращение новой
незнакомой жизни. Вопросов было множество, и оттого они, ясное дело, ужасно
мешали друг другу. Наконец Сварог все-таки выбрал самый глупый и легкомысленный
вопрос:
– Скажите, а почему все так стремились узнать мое полное
имя? И что это были за рожи?
Молодой человек споткнулся, резко повернулся к Сварогу. Лицо
у него стало белым от ужаса, так что и у Сварога невольно поползли по коже
ледяные мурашки. Он даже остановился, похлопал юнца по плечу, успокаивая. Тот
медленно приходил в себя, но дара речи никак не мог обрести.
– Я пошутил, – сказал Сварог, всерьез опасаясь, как бы
милого молодого человека не хватил удар у него на глазах. – Успокойтесь,
что вы, в самом деле…
– В-вот ваша вимана, – еле выговорил юнец. – Честь
имею откланяться, милорд…
Он неловко дернул головой и заторопился прочь. Раза два
казалось, что он вот-вот оглянется, но юнец превозмог себя и скрылся за плавно
изгибавшейся стеной дома.
Сварог посмотрел в указанном направлении. Там стоял на
изумрудно-зеленой лужайке маленький двухэтажный домик – прямоугольный,
плавно-обтекаемых очертаний, без выступающих деталей, если не считать галерейки
на торце, над дверью. На этаже – по восемь окон на длинной стороне и по четыре
– на короткой. Сам домик светло-серый, а полукруглая крыша – алая. Цвета лорда
Сварога, графа Гэйра, надо понимать. Дверь была распахнута, и возле нее
навытяжку стоял благообразный старик самого чопорного облика, в одеянии серого
цвета с алыми обшлагами и пелериной, неисчислимым множеством золотых пуговиц.
Сварог никогда не видел наяву настоящих ливрей, но это могла быть только
ливрея. Он никогда не видел наяву и настоящих, старого закала английских
дворецких, но твердо уверен был, что его собственный заткнет за пояс всех
бриттов – по всем параметрам. Такой уж у него вид. Одни бакенбарды чего стоят.
Дворецкий склонил голову, ухитрившись в сем незамысловатом
жесте совместить величественность и готовность служить сюзерену: