Разумеется, никто из членов семьи Гая уже не занимался ни браконьерством, ни каким-либо другим незаконным промыслом. Гай как-то заметил в беседе с Дженни, что умение расставлять силки ушло вместе с поколением его прадеда, его друзьями и сверстниками, многие из которых служили в Чеширском полку в годы первой мировой войны.
– Но от репутации не избавишься, – сказал тогда Гай. – Раз уж я из семьи Куков, приходится быть Куком.
– Пожалуй, даже твоя разбойничья сногсшибательная красота тут не поможет, – поддразнила его Дженни.
– Да уж, – вздохнул Гай. Он устал считать, сколько раз почтенные отцы запрещали своим юным дочерям встречаться с ним. Теперь он частенько с удивлением вспоминал, что был, пожалуй, единственным подростком, сумевшим прослыть необузданным сорвиголовой, оставаясь девственником.
В пятницу в магазинах короткий день. Дженни ушла, Гай запер лавку и отправился домой. Еще предстояло просмотреть деловые бумаги – ему принадлежала половина акций одного из ресторанов, дела которого шли в последнее время весьма недурно. Совладельцами были сестра Гая и ее муж. Кроме того, Гай был партнером в небольшой строительной фирме своего родственника.
Недавно Гаю пришло в голову, что капиталовложения в небольшие частные дома могут принести немалый доход, если, отремонтировав, сдавать их в краткосрочную аренду служащим одного из международных концернов, только что открывшего в городке филиал.
Антиквариат, и в особенности старинная мебель, вне всякого сомнения, был главным в жизни Гая. Но его деятельной натуре не хватало размеренного, неторопливого ведения дел в лавке.
Гай нахмурился, просматривая почту. Он и Дженни были главными организаторами ярмарки антиквариата, намеченной на следующий месяц. Они надеялись не только лишний раз привлечь внимание к городку, но и собрать достаточно денег, чтобы открыть приют для матерей-одиночек. Идея этого благотворительного проекта принадлежала Рут, которая стала матерью, не будучи замужем.
Гай принялся сверять список любителей антиквариата, заявивших о своем желании принять участие в ярмарке, со списком пригласительных писем, разосланных ранее. Ему вдруг пришли на память слова Дженни о Чарли Плэтте.
Когда-то они с Чарли учились в одной школе. И только. Гай пошел в первый класс, когда Чарли был уже в выпускном.
Глядя на худенького, бледного мальчика, которого постоянно одолевали приступы астмы (слава Богу, с годами Гай избавился от нее), едва ли можно было предположить, что, повзрослев, он станет сильным и крепким. Гай был младшим ребенком в семье, и старшие сестры баловали и с удовольствием нянчили болезненного, тихого, прилежного мальчика. Чарли Плэтт безошибочно выбрал первоклашку в качестве идеальной жертвы. Чаще всего измывательства кончались тем, что Гай вынужден был отдавать ему деньги, полученные на школьные завтраки.
Гай храбро сопротивлялся. Его старшие и куда более склонные к возне и озорству двоюродные братья частенько задирали и даже поколачивали его, но безуспешно. У Гая была тайна, которую он старательно скрывал от своей семьи. Гай панически боялся воды. Из-за астмы ему не разрешали не только плавать, но даже просто барахтаться в речке, протекавшей по окраинам городка. Холодная вода в любой момент могла спровоцировать очередной изнурительный приступ.
Чарли Плэтт разгадал его тайну и выяснил, что Гай не только воды боится, но и того, что о его слабости могут узнать другие. Нетрудно догадаться, что старшеклассник тут же обратил это себе на пользу.
Гай так и не смог забыть день, когда Чарли Плэтт окунул его в реку и продержал его голову под водой так долго, что Гай уже было распрощался с жизнью, если бы не один из его двоюродных братьев, крепкий здоровяк, случайно оказавшийся на берегу реки. Увидев, что происходит, он вызволил Гая и восстановил справедливость – грубо, по-мальчишески. Больше Чарли никогда не пытался мучить Гая.
Гай научился плавать. Чарли окончил школу, и Гай встретил его несколько лет спустя. К тому времени Чарли уже вовсю пил горькую и совсем опустился.
И вот теперь Чарли умер… Гай испытывал скорее удивление, чем жалость или сожаление, и у него не было ни малейшего желания следовать лаконичным инструкциям, оставленным на его автоответчике некоей молодой особой, назвавшейся Крисси Олдхэм.
Интересно, кто она такая? По четкому, деловитому тону Гай решил, что она едва ли одна из тех особ женского пола, что сменяли друг дружку в доме Чарли. Наверное, родня Чарли наняла ее разобрать имущество покойного.
Гай нахмурился еще больше. Смерть Чарли поневоле заставила его задуматься о том, что ему скоро стукнет сорок, а похвастаться он может лишь кругленькой суммой в банке да тесным кружком близких друзей.
Эйврил, его старшая сестра, во время прошлых рождественских праздников увидав, как Гай весело играет и возится с ее внуками, твердила, что ему давно пора обзавестись семьей и детьми. Господи, у нее уже внуки! Но как-никак Эйврил на пятнадцать лет старше его.
Гай не горел желанием следовать ее советам. Ему трудно представить, что можно делить свою жизнь с другим человеком, не испытывая при этом такой горячей любви, без которой твое существование теряет всякий смысл.
Ему лишь однажды посчастливилось пережить подобную глубину чувств, а она… Гай вскочил, прошелся по комнате и, остановившись у окна, принялся разглядывать открывшийся вид.
Он переехал в этот дом шесть лет назад. Расположенный в престижном районе городка аккуратный особнячок был когда-то предназначен для служителей церкви. Через три дома от Гая жила Рут, приходившаяся Дженни теткой по мужу, а соседние дома занимали члены совета директоров крупнейшего в Хэслвиче концерна «Аарльстон-Бекер».
Гай подозревал, что среди его соседей были и такие, кто полагал, будто этот дом велик и слишком хорош для человека с плебейской фамилией Кук. Даже если этот Кук окончил престижную школу и университет и побывал практически во всех столицах Европы. И лишь тогда вернулся в родной городок и открыл собственное дело.
Гай взглянул на часы и вздохнул. До визита в дом Чарли Плэтта у него оставалось около часа, но на письменном столе громоздилась такая кипа бумаг, что и двух часов не хватит, чтобы со всем разобраться.
Крисси выпрямилась и застонала. Безбожно ломило спину. С момента приезда в Хэслвич она не покладая рук убиралась в доме покойного дяди. Состояние дома она могла охарактеризовать лишь словами «авгиевы конюшни».
Чарли, похоже, покупал все газеты, освещавшие скачки и бега, и не выбрасывал, а попросту сваливал их в огромную кучу на полу гостиной. Крисси собиралась устроиться именно там, но для этого требовалось избавиться от мусора. Впрочем, это еще цветочки. Выгребать пришлось не только газеты, но и письма, и счета – по большей части неоплаченные, – и всякую рекламную дребедень. Казалось, дядя Чарли хранил все на свете, как старьевщик.
Крисси не удивилась, что продавцы местного супермаркета стали поглядывать на нее с явным подозрением, когда она скупила почти все имевшиеся черные мешки для мусора.