Добравшись до того места, где шоссе номер 119 пересекало административную границу между Честерсом и Таркерсом, Барби остановился. Водителя перевернувшегося грузовика для доставки продуктов увезли добрые самаритяне с другой стороны барьера, но сам грузовик лежал, перегородив дорогу, как большой дохлый зверь. Дверцы кузова распахнулись при ударе. Асфальт усеивали пакеты и коробки с «Девил-догс», «Хо-Хо», «Ринг-Динг», «Твинкис», крекерами с ореховым маслом. Молодой парень в футболке с надписью «Джордж Стрейт»
[22]
сидел на пне по ту сторону барьера, ел крекер. В другой руке держал мобильник. Он вскинул глаза на Барби.
— Привет. Ты пришел… — Парень кивнул за спину Барби. Выглядел он усталым и разочарованным.
— С другой стороны города, — подтвердил Барби. — Точно.
— Везде невидимая стена? Граница закрыта?
— Да.
Молодой человек нажал кнопку на мобильнике.
— Дасти? Ты еще там?.. Хорошо. — Он отключил связь. — Мой друг Дасти и я начали с востока. Разделились. Он пошел на юг. Мы поддерживаем связь по мобильнику. Оба ищем брешь. Он сейчас там, где упал вертолет. Говорит, что народу все больше.
— Значит, вы тоже не нашли ни одной дыры?
Молодой парень кивнул. Больше ничего не сказал, да и зачем?
Ребята, конечно, могли пропустить бреши. Барби полагал, что такое возможно — дыры размером с окно или дверь, — но очень в этом сомневался.
Он исходил из того, что город полностью отрезан.
«И за команду за одну мы все болеем»
1
Барби вернулся в центр города на шоссе номер 119, отшагав примерно три мили. Добрался туда в шесть вечера. Главную улицу нашел пустующей, но не тихой: отовсюду доносился шум генераторов, и не одного десятка.
Светофор в месте слияния шоссе номер 119 и номер 117 не работал, зато в «Эглантерии» было светло и людно. Заглянув в большую витрину, Барби увидел, что все столики заняты. Но когда вошел в дверь, не услышал привычной болтовни о политике, «Ред сокс», местной экономике, «Патриотах», недавно приобретенных легковушках и пикапах, «Кельтах», цене на бензин, «Медведях», недавно приобретенном оборудовании и домашней технике, «Диких котах». Не услышал и привычного смеха.
Над стойкой работал телевизор, и все посетители не отрывали от него глаз. Посмотрел на экран и Барби, с недоверием и ощущением дезориентации, которые испытывает каждый, кто обнаруживает, что находится в эпицентре катастрофы: репортер Си-эн-эн Андерсон Купер стоял на шоссе номер 119 на фоне обугленного остова лесовоза.
Роуз сама обслуживала столик, иногда подскакивая к стойке, чтобы взять заказ. Тонкие пряди волос, выскользнувшие из-под сеточки, обрамляли лицо. Выглядела она уставшей и задерганной. С четырех часов дня и до закрытия стойку обслуживала Энджи Маккейн, но в этот вечер Барби ее не видел. Возможно, она находилась за пределами города, когда возник барьер. В этом случае Энджи наверняка не скоро сможет вернуться за стойку.
Энсон Уилер — Рози обычно звала его «пацаном», хотя парню как минимум перевалило за двадцать пять — готовил. Барби даже думать боялся, что сотворит Энси с чем-то более сложным, чем тушеная фасоль с сосисками — блюдом, которое традиционно подавалось в «Эглантерии» в субботу вечером. Оставалось только пожалеть посетителей, решивших позавтракать в обед, поскольку им предстояло иметь дело с термоядерными жареными яйцами в исполнении Энсона.
Помимо Энджи, Барби нигде не видел и Доди Сандерс. Хотя для того, чтобы эта недотепа не пришла на работу, не требовалась вселенская катастрофа. Нет, ленивой он бы не назвал ее, но она так легко могла чем-то увлечься. А если оценить интеллектуальный уровень Доди… ну что он тут мог сказать? Ее отец Энди Сандерс, первый член городского управления, не тянул на кандидата в Менсу,
[23]
но в сравнении с Доди казался Эйнштейном.
На экране вертолеты приземлялись за спиной Андерсона Купера, взлохмачивая его седые волосы и заглушая голос. Выглядели вертолеты как «Пейв лоу». Барби отлетал на них свое, когда служил в Ираке.
Тут в кадр вошел армейский офицер, прикрыл микрофон Купера рукой в перчатке, что-то прошептал репортеру на ухо.
Зашептались и посетители «Эглантерии». Барби понимал их тревогу. Сам ее испытывал. Когда человек в форме бесцеремонно прикрывает рукой микрофон знаменитого телерепортера, невольно возникают мысли о конце света.
Представитель армии — полковник, но не его полковник, появление в кадре Кокса окончательно дезориентировало бы Барби — сказал все, что хотел. Его перчатка прошуршала по микрофону, когда он убирал руку. Офицер вышел из кадра с каменным лицом. Барби такое уже видел: этот полковник выступал от лица армии. Ничего личного.
Купер уже говорил в микрофон:
— Прессе велено отойти на полмили, в место, которое называется «Придорожный магазин Раймонда». — Посетители «Эглантерии» вновь зашептались. Все знали «Магазин Раймонда» в Моттоне, с надписями в витрине «ХОЛОДНОЕ ПИВО ГОРЯЧИЕ САНДВИЧИ СВЕЖАЯ НАЖИВКА». Большими буквами. — Эта территория, полоса шириной менее ста ярдов рядом с тем, что мы, за неимением лучшего термина, называем барьером, объявлена зоной национальной безопасности. Мы возобновим нашу передачу, как только сможем, а пока я переключаю вас на нашу студию в Вашингтоне. Вольф, тебе слово.
На красной бегущей строке внизу экрана высвечивалось: «НОВОСТЬ ЧАСА НЕ УДАЕТСЯ УСТАНОВИТЬ ПРИЧИНУ ЗАГАДОЧНОЙ БЛОКАДЫ ГОРОДА В ШТАТЕ МЭН». В верхнем правом углу на красном фоне мигало слово «ОПАСНОСТЬ». Словно реклама в витрине таверны — «Пейте выдержанное пиво»,
[24]
подумал Барби и чуть не рассмеялся.
На экране другой ведущий, Вольф Блитцер, занял место Андерсона Купера. Роуз Блитцера обожала и не разрешала переключать телевизор на другой канал, когда по будням шла программа «Ситуационная комната». Она называла его «мой Вольфи». В этот вечер Вольфи был при галстуке, но узел перекосило, да и одежда производила впечатление помятой и несвежей.
— Подведем краткий итог, — начал Вольф. — Сегодня, примерно в час пополудни…
— Раньше, и намного, — ввернул кто-то.
— Насчет Майры Эванс, это правда? — спросил другой голос. — Она действительно погибла?
— Да, — ответил Фернолд Боуи. Единственное похоронное бюро в городе принадлежало Стюарту Боуи, старшему брату Ферна. Ферн иногда помогал ему, если был трезв, и сегодня выдался именно такой день. Чувствовалось, что он трезв как стеклышко. Шокирующе трезв. — А теперь хватит кудахтать: я хочу услышать, что скажут.