Поцелуй теней - читать онлайн книгу. Автор: Лорел Гамильтон cтр.№ 84

– А я всего лишь представитель нацменьшинства, Дойл?

Какое-то выражение, которое я не успела понять, мелькнуло у него на лице, что-то серьезное. Никогда я не была в обществе мужчины, у которого лицо отражает столько эмоций, но я очень мало могу из них прочесть.

– Ты – Мередит, Принцесса Плоти, и не менее сидхе, чем я. Это я готов подтвердить собственной клятвой.

– Я это воспринимаю как бесценный комплимент от тебя, Дойл. Потому что знаю, насколько ты ценишь свою клятву.

Он наклонил голову набок, внимательно меня рассматривая. От этого движения волосы его сильнее показались из-под плаща, но не высвободились окончательно, а легли волной, когда он снова распрямил шею.

– Я ощутил твою силу, принцесса, и отрицать ее я не могу.

– Я никогда не видела, чтобы у тебя волосы не были завязаны или заплетены. Никогда не видела их свободными, – сказала я.

– Тебе они нравятся?

Я не ожидала, что он спросит мое мнение. Никогда не слышала, чтобы он вообще спрашивал чье-нибудь мнение о чем бы то ни было.

– Наверное, да, но надо увидеть их без плаща, чтобы оценить.

– Легко, – ответил он и расстегнул плащ у шеи. Сбросив плащ, он перекинул его через руку.

На нем было надето что-то вроде упряжи из кожи и металла, хотя, если это планировалось как броня, закрывать оно должно было бы больше. Цветные огоньки заплясали по его телу, будто он действительно был вырезан из черного мрамора. Талия и бедра у него были узкие, длинные ноги одеты в кожу. Штаны в обтяжку уходили в черные сапоги выше колен с раструбами, удерживаемыми подвязками с серебряными пряжками. Эти пряжки повторялись и на лямках, покрывающих торс. Серебро сверкало на фоне черной кожи. Волосы висели черным плащом, шевелящимся на ветру, играющим длинными прядями у ног. Ветер протянул перья из его серег поперек лица.

– Смотри-ка, вот это наряд! – произнесла я, стараясь сказать это легкомысленно, но без успеха.

Ветер прошелестел мимо, отбросив мне волосы с лица. Он прошуршал по высокой сухой траве близкого луга и умчался вдаль, откуда послышался шепот сухих кукурузных стеблей. Он подул вдоль аллеи, вылетая из долины в холмах, ощупывая нас обоих жадными руками. Как эхо того привета, которым недавно встречала меня земля сидхе.

– Так тебе нравятся мои волосы, когда они свободны, принцесса? – повторил он.

– Что?

– Ты говорила, что должна видеть их без плаща. Тебе они нравятся?

Я кивнула, не в силах говорить. Они мне еще как нравились.

Дойл смотрел на меня, и я видела его глаза. Все остальное его лицо скрывал ветер, перья и темнота. Я встряхнула головой и отвела взгляд.

– Сегодня ты уже дважды пытался зачаровать меня глазами, Дойл. Зачем?

– Королева хотела, чтобы я так тебя испытал. Она всегда говорила, что глаза – лучшая моя черта.

Я позволила себе оглядеть сильные закругления его тела. Налетел порыв ветра, и вдруг Дойл оказался в облаке собственных волос, черных и мягких, и почти скрылось его тело, черное на черном.

Я снова подняла глаза ему навстречу.

– Если моя тетка считает, что лучшее в тебе – глаза, то... – Я покачала головой, выдохнула и закончила: – Скажем тогда, что у нас с ней, очевидно, разные критерии.

Он засмеялся. Дойл – засмеялся! Я слыхала его смех в Лос-Анджелесе, но совсем не такой. Сейчас он смеялся рокочущим утробным смехом, будто раскат грома. Хороший смех, сердечный и искренний. Он отозвался эхом в холмах, наполнил ветреную ночь радостным звуком. Так почему же у меня сердце при этом провалилось куда-то, и стало трудно дышать? Даже кончики пальцев закололо. Дойл не смеется. Так – не смеется. Никогда.

Ветер стих. Смех прекратился, но свет от него остался на лице Дойла, заставив его улыбнуться пошире, показав великолепные зубы.

Дойл снова накинул плащ. Если ему и было холодно без него в октябрьскую ночь, то Дойл этого не показал. Оставив плащ на одном плече, он предложил мне обнаженную руку. Он со мной заигрывал.

Я нахмурилась:

– Кажется, мы кое-что обговорили и решили притворяться, что прошлой ночи не было.

– А я ее не упомянул, – сказал он совершенно невинным голосом.

– Ты заигрываешь.

– Если бы на моем месте был Гален, ты бы не стала колебаться.

Веселье упало до тусклого сияния, заполнявшего его глаза. Он все еще что-то находил во мне забавное, и мне не нравилось, что я не знаю, что именно.

– Мы с Галеном играли в эти невинные игры с тех пор, как я стала подростком, а за тобой я никогда такого не замечала, Дойл, до прошлой ночи.

– Сегодня тебя ждут еще и не такие чудеса, Мередит. Чудеса куда более неожиданные, чем я с распущенными волосами и без рубашки в октябрьский вечер.

Сейчас у него была слышна в голосе нотка, которая бывает у многих старых – снисходительный тон, который говорил, что я ребенок, и сколько бы лет мне ни было, по сравнению с ними я все равно еще дитя, несмышленыш.

Снисходительным по отношению ко мне Дойл уже бывал. Мне стало почти спокойно.

– Что может быть удивительнее, чем Мрак королевы, флиртующий с другой женщиной?

Он покачал головой, все еще предлагая мне руку.

– Я думаю, что у королевы есть новости, по сравнению с которыми все, что я могу сказать, будет пресным.

– Что за новости, Дойл?

– Удовольствие их сообщить принадлежит королеве, а не мне.

– Тогда прекрати намеки, – потребовала я. – Это на тебя не похоже.

Он покачал головой, и улыбка скользнула по его лицу.

– Да, наверное, не похоже. Когда королева изложит тебе свои новости, я объясню перемены в моем поведении. – Лицо его стало серьезнее, спокойнее, превратилось почти что в его обычную черную маску. – Это честно?

Я посмотрела на него, и на моих глазах погасли последние искорки веселья на этом лице.

– Думаю, да, – кивнула я.

Он предложил мне руку.

– Закрой собственное тело, и тогда я возьму тебя под руку.

– Почему тебя так волнует, что я в таком виде?

– Ты был тверже алмаза насчет того, что вчерашней ночи не было, о ней никогда говорить даже не будем. Теперь ты вдруг снова заигрываешь. Что изменилось?

– Если бы я сказал, что дело в кольце у тебя на пальце, ты бы поняла?

– Нет.

Он улыбнулся, на этот раз чуть-чуть, почти обычным своим движением губ. Потом надел второй рукав плаща, так что видна осталась только кисть.