Я обернула руки Дойла вокруг моей талии.
– У меня нет консорта. – Я плотнее прильнула к
Дойлу. Он на миг напрягся, и потом тело его расслабилось, мышца за мышцей, пока
он не стал ощущаться за мной как тяжелое тепло. – Но можно сказать, я
присматриваюсь к товару.
– Хорошо, хорошо, – произнес Кураг.
Я ощутила, как снова напрягся Дойл, хотя вряд ли это было
заметно со стороны. Чего-то я здесь не понимала. Но что?
– Нет консорта – это значит, что я могу потребовать еще
одной вещи, иначе союз разорван.
– Не делай этого, Кураг, – предупредил Дойл.
– Я обращаюсь к праву плоти, – сказал Кураг.
– Он взял твою кровь, притворившись, – произнес
Холод. – Он знает, кто твои враги, и боится их.
– Ты называешь Курага, царя гоблинов, трусом? –
спросил Кураг.
Холод сунул гоблина, которого держал, под мышку, освободив
руку, но в ней пока не было оружия.
– Да, я называю тебя трусом... если ты укроешься за
плотью.
– Что такое право плоти? – спросила я и попыталась
отойти от Дойла, но он придержал меня. Я взглянула на него: – Что тут
происходит, Дойл?
– Кураг пытается скрыть свою трусость за очень древним
обрядом.
Кураг усмехнулся им обоим. Назвать кого-нибудь трусом – это
при обоих Дворах означает дуэль. Кураг был куда более разумен.
– Я не боюсь никого из сидхе, – ответил он. –
Я взываю к плоти не чтобы уклониться от ее врагов, стражники, но дабы воистину
соединиться с нею плотью.
– Ты уже женат, – сказал Холод. – Супружеская
измена – преступление у сидхе.
– Но не у гоблинов, – возразил Кураг. –
Поэтому здесь не важно мое семейное положение, важно ее.
Я оттолкнулась от Дойла. Это движение было слишком
внезапным, и я покачнулась. Ффлур удержала меня от падения, подхватив под
локоть.
– Теперь я перевяжу тебе раны, – заявила она.
Я не стала спорить.
– Спасибо, – сказала я ей. Когда она начала
перевязывать, я обернулась к мужчинам: – Кто-нибудь, будьте добры, объясните
мне, о чем он говорит.
– С радостью, – ответил Кураг. – Если твои
враги – мои враги, и я должен защищать тебя от мощных сил, то мои любимые
должны стать твоими любимыми. Мы соединим плоть, как соединили кровь.
– Ты имеешь в виду секс? – спросил Гален.
– Да, секс, – кивнул Кураг.
– Нет, – сказала я.
– Ну нет! – сказал Гален.
– Нет единения плоти – нет союза, – ответил Кураг.
– Среди сидхе, – сказал Дойл, – твои брачные
обеты считаются священными. Мередит так же не может участвовать в обмане твоей
жены, как не могла бы обмануть собственного мужа. Правило плоти действует
только тогда, когда обе стороны свободны.
Кураг скривился:
– Черт, ты не стал бы так явно врать. Обидно. – Он
посмотрел на меня. – Ты всегда от меня ускользаешь, Мерри.
– Только потому что ты все время прибегаешь к
жульничеству, пытаясь залезть мне под юбку.
Подошел слуга с чашей чистой воды и встал рядом с Ффлур,
которая обмывала мои раны. Она открыла бутылку антисептика и смочила оба моих
запястья. Красноватая жидкость потекла в воду, плавая на поверхности каплями
новой крови.
– Я тебе когда-то сделал честное предложение руки и
сердца, – возразил Кураг.
– Мне тогда было шестнадцать, – ответила я. –
Ты меня напугал до чертиков.
Ффлур обтерла мне запястья насухо.
– Я для тебя слишком мужчина?
– Вы двое – слишком для меня мужчина, в этом ты прав,
Кураг.
Его рука двинулась к боку, где у него были дополнительные
гениталии. Одно сильное поглаживание – и у него вздулся бугор под штанами в
таком месте, где остальным мужчинам не о чем было бы тревожиться.
– Воззвание к плоти прозвучало, – сказал Кураг,
все еще поглаживая себя сбоку. – И оно не может быть заглушено, пока не
получит ответа.
Я посмотрела на Дойла:
– Что это значит?
Дойл покачал головой:
– Не могу сказать.
Подошел второй слуга с подносом, где лежали перевязочные
материалы, и держал поднос, пока Ффлур наматывала чистые бинты. Слуга работал
кем-то вроде сестры, подавая ей ножницы и пластырь.
– Я знаю, что делает Кураг, – сказал Холод. –
Он все еще пытается не воевать с твоими врагами.
Кураг обернулся к Холоду, кипя от ярости.
– Мерри нужна любая сильная рука, готовая встать у нее
за спиной. И это твое счастье, Убийственный Холод.
– Значит, ты будешь соблюдать союз и станешь такой
сильной рукой? – спросил Холод.
– Говорю правду, – ответил Кураг. – Раз я не
могу лечь с Мерри, я лучше не буду соблюдать союз.
Перекошенное многоглазое лицо стало вдруг серьезным, даже
разумным. Я впервые поняла, что Кураг и не такой глупец, как притворяется, и не
управляется собственными железами, как пытается показать. В этих желтых глазах
на миг засветилась острая проницательность, и взгляд их был так не похож на
тот, что был секунду назад, что я даже отшатнулась, будто он пытался меня
ударить. Потому что под этим серьезным видом было еще кое-что. Страх.
Что же творится при Дворах, если Кураг, царь гоблинов,
боится?
– Если ты не соблюдешь союза, – сказал
Холод, – то весь Двор будет знать, что ты – бесчестный трус. Твоему слову
больше не поверит никто и никогда.
Кураг оглядел собравшихся. Некоторые ушли вслед за королевой
ярким цветным шлейфом лизоблюдов, но многие и остались. Смотреть. Слушать.
Шпионить?
Царь гоблинов медленно обвел глазами круг лиц, потом
вернулся ко мне.
– Я воззвал к плоти. Объедини плоть с одним из моих
гоблинов, неженатых гоблинов, и я почту союз крови.
Гален встал рядом со мной.
– Мерри – принцесса сидхе, вторая в очереди к трону.
Принцессы сидхе не спят с гоблинами.
В его голосе слышался жар, гнев.
Я тронула его за плечо:
– Гален, все в порядке.
Он обернулся:
– Как это – все в порядке? Как он посмел выдвинуть
такое требование?
Среди собравшихся сидхе прошел тихий злобный рокот. Кучка
гоблинов, которым позволено было сопровождать царя в наш холм, сгрудилась у
него за спиной.
Дойл у меня за спиной наклонился ко мне и шепнул:
– Это может плохо кончиться.
Я оглянулась на него: