Пистолет был красивый. Красновато-коричневая изогнутая рукоять была покрыта тонким рисунком с изображением батальных сцен каких-то диковинных животных и непонятных монограмм. Вороненый ствол был сплошь покрыт густой вязью узора. Даже массивный курок был замысловато завит и венчался разинутой волчьей пастью, сжимающей кремень.
– Красота смерти… – прошептал Никита.
Он взвел тугой курок и тот сочно щелкнул, будто подведя какую-то черту. Взведенный курок не оставлял никаких шансов. Корсар должен умереть именно так. Раз уж не осталось для него вражеского кусочка свинца…
Никита заглянул в черное дуло и коснулся курка.
Ему казалось, что он летит в черный колодец, бесконечно глубокий, пахнущий пороховой гарью и дымом сражений. А там, на дне колодца…
– Красиво. Браво, кэп! – раздался насмешливый голос.
Никита с трудом вынырнул из колодца, заставив разогнуться задеревеневший на спусковом крючке палец.
Перед ним стоял Доктор собственной персоной. Выглядел он весьма довольным.
– Стреляться задумали, сэр? – понимающе сказал Док. – Это хорошее занятие. Весьма достойное. Только, сдается мне, не вполне уместное в данное время. Вы ведь пришли за экстрактом?
Никита выронил пистолет. Раздался выстрел и толстое стекло окна наконец рассыпалось на мелкие осколки. Доктор засмеялся.
– Люблю адекватные реакции. Это значит, что ситуация находится под контролем…
– Док… Экстракт… Мне… Сейчас… – тихо произнес Никита, подаваясь вперед.
Доктор кивнул:
– Безусловно! В свое время. Вы не уйдете обиженным, кэп. Только мне нужно ваше внимание. Сейчас.
Никита замер в неподвижности. Он боялся только одного – что на звук выстрела потянутся его приятели.
Доктор подошел ближе и брезгливо, двумя пальцами, поднял пистолет.
– Да, – сказал он. – Старое доброе оружие. Рвущее в клочья плоть и освобождающее кровь. Ах, как это просто и прекрасно…
В голосе Доктора звучали ностальгические нотки. Он усмехнулся и разжал пальцы. Пистолет грохнулся на пол.
– Ну, что, Никита, не спешат твои друзья на выстрелы?
Никита молчал. Он ждал. Ждал своей дозы.
– А все очень просто, – сказал Доктор. – Все то, что ты сейчас видишь, – лишь игра твоего воображения. И моих технологий, разумеется…
Доктор рассмеялся.
– Ведь это ты устроил бунт? Ты натравил материал на собственную команду?
– Она не моя, – бесцветно сказал Никита.
– Ну и черт с ней, – согласился Доктор. – Вот лаборатории жалко. Все разнесли твои протеже. Наркотики искали, надо полагать. Как и ты сейчас.
Никита промолчал.
– Только, согласись, хорошо уметь просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед?
Никите это выражение показалось знакомым. Доктор, что, и в мыслях копаться умеет?
– Не то чтобы в мыслях, – сказал Доктор, – но ты просто не представляешь себе возможности Кристаллов… Если бы меня так бездарно не пристрелили, я бы еще многое мог сделать в собственном мире…
Никита вопросительно глянул на Доктора. Тот кивнул в ответ.
– Да. Мое тело мертво. Но ты ведь прекрасно знаешь, что это не всегда означает конец. Ты сделал то, на что я так сильно надеялся. И не прогадал. Все-таки экстракт – это мощный мотиватор поступков.
– Так вы живы, Док? – спросил Никита. Доктор был интересен исключительно как источник экстракта. Его нельзя было спугнуть.
– Живее всех живых, – отозвался Доктор. – И угадай – где мое новое место жительства?
Не дождавшись реакции Никиты, он сообщил:
– В твоем собственном внутреннем мире.
Никита криво улыбнулся. Замечательно. Видимо, в душах тоже могут жить паразиты.
– У тебя забавно, – сказал Доктор. – Впрочем, тебе эта информация ни к чему. Тебя ведь сейчас интересует одно – доза?
Доктор засмеялся. Никиту перекосило от боли и злобы.
– Спокойно. Сейчас будет доза. И доза будет регулярно. Только для этого ты должен будешь выполнять для меня кое-какие поручения. А ты как думал? По твоей милости я оказался в периферийном мирке, безо всяких условий для нормальной работы…
– Что мне надо делать? – тихо спросил Никита.
– Вот это разговор, – обрадовался Доктор. – Главное поручение звучит просто. Но оно не так уж легко выполнимо. Найди для меня Изначальный Мир.
…– Что с тобой? – спросил Стас.
Никита не ответил. Он улыбался своим ощущениям. Они не были столь остры, как в первый раз, но и в этом была своя прелесть – чувства стали тоньше, мысли яснее…
Никита прошелся по кабинету, глубоко вздохнул, потянулся… Все было не так. Он не был сверхчеловеком. И вряд ли потянул бы сейчас управление звездолетом.
Сволочь Доктор выдал такую дозу, чтобы Никита только лишь не загнулся. Каким образом он сделал это из глубины его собственного мира – непонятно. Понятно другое – Док ловко подсадил его на экстрактивную иглу. И Никита понял, что не сможет этому противостоять. Что желание дотянуть до следующего укола гораздо сильнее мук совести.
– Никита, все нормально? – повторил Стас.
– Да. Все о’кей, – кивнул Никита.
В кабинет вошел Копатель. Равнодушно осмотрелся.
– Там, это, Доктора нашли. Пристрелили душегуба, – поделился он. – Если честно – не испытываю никакой жалости. Как вы считаете, со мной что-то не так?
– Так этой жабе и надо, – мрачно сказал Никита. Действие экстракта подходило к концу. Он снова становился мутной смесью пятнадцатилетнего подростка и просоленного главаря бандитов.
– Мне остается только довериться вашему общему мнению, – пожал плечами Стас. – Только ведь на этого Доктора мы так рассчитывали. Кто же нам поможет найти нашего друга?
– Пойдемте в регистратуру, посмотрим базу данных, – предложил Копатель.
– Вы разбираетесь в местной технике? – с уважением спросил Стас.
– На уровне пользователя можно разобраться практически во всем, – убежденно сказал Копатель. – А местные компьютеры просто гораздо быстрее. А Windows во всех мирах одинаково глючит…
Они вышли в фойе. И предстала им довольно красочная картина.
Каким-то образом пилигримы умудрились заполнить большой светлый зал жмыхом. И теперь в два голоса нараспев читали проповедь:
– …и увидел Алекс-с множество людей, лишенных собственных миров. И стало ему тоскливо. Тогда сказал он: люди, пусть вы без души теперь. Но вы не должны терять надежду! Потому что надежда – она и есть корень души. Надейтесь – и внутри вас вновь разгорятся звезды.
И слушали его бездушные. И не понимали ничего. Потому что внутри у них была пустота. Такая черная пустота, что в ней бесследно тонули любые чувства.