– «Так… что со связью? Кто это поет? Они что, там все с ума посходили?» – кричала рация.
Агнесса смотрела на удивленного контрразведчика, вслушивающегося в далекое невнятное пение.
– Это Песня Последнего Радиста, – сказала Агнесса тихонько, – У жителей танковой свалки есть поверье: если кто слушает ее, то быть в том месте покойнику. Или многим… Покойникам…
Она, усмехнулась.
Коцепус перевел взгляд с рации на девушку и процедил:
– Ты скажешь мне, наконец, где Монкада и этот чертов Белый Эскадрон, или твоему пацану несдобровать!
Агнесса нежно привлекла к себе Трико. Погладила его по голове.
– Где Монкада, я не знаю. А что до Белого Эскадрона, то он скоро будет в городе…
Яростные крики и странный шум в динамиках рации заставили Коцепуса нервно схватиться за крышку стола. Глаза его расширились, краска схлынула с лица, вдыхание участилось.
Агнесса, между тем, продолжала:
– Я не знаю где генерал Монкада, потому что дело совсем не в нем. Дело вот в чем… Этот мальчик много лет назад заболел местной малярией. Ну, не малярией, а той неизлечимой болезнью, что здесь так называют. Он бы умер, если я не потащила его в военную лабораторию Монкады, что работала при погребальной конторе. Они сказали, он будет жить, но мы кое-что изменим в нем. И главное – он подлежит мобилизации после нашего лечения. «Почему?» – спросила я.
– Почему? – повторил Коцепус.
Агнесса нежно положила руку на шею Трико и неожиданно нажала на что-то у того за ушами.
Коцепус вскрикнул, отпрянул назад, опрокинув стул, и с округлившимися от ужаса глазами принялся судорожно бить себя по бедру в тщетной попытке выхватить пистолет.
А картина предстала ему воистину наводящая ужас.
Трико, скорчив гримасу боли, вдруг уронил голову на грудь и забился в конвульсиях. Что-то внутри его громко металлически защелкало, а тело стало ломаться, словно кто-то невидимый превратил мальчишку в кубик-головоломку и принялся азартно крутить его.
Этот невидимый быстро справился со своей задачей: кожа на обломившейся шее бескровно лопнула, и из распрямившегося позвоночника на контрразведчика уставился толстый пулеметный ствол.
Чудовищным образом за несколько секунд Трико превратился в станковый пулемет на человеческих ногах.
Агнесса продолжала держать то, во что превратился мальчик, за отставленную назад руку – только теперь это была не рука. Это была пулеметная рукоятка.
Во второй руке Трико по-прежнему сжимал свой «тетрис» – теперь это был электронный прицел…
– Вот такое лечение, спокойно произнесла Агнесса, – Они делали из смертельно больных ходячее оружие. Вы слышали страшные истории о лилипутах-диверсантах?..
Коцепус замер, глядя на маленькое чудовище, как кролик на удава, и молчал.
– А теперь слушайте, – продолжала Агнесса, – Это мой флаг, мой город… Мне плевать на Директорию, на Конфедерацию, на Монкаду, и на всю вашу политику вместе взятую. Белый Эскадрон не имеет отношение к политике. Он принадлежит мне. Он уничтожит всякого, кто попытается снять флаг и разрушить старую Магду, до тех пор, пока человек, которого я жду, не появиться и не даст мне знак об этом, пока я не пойму – мое ожидание кончилось. Завтра высаживаются основные силы Директории, я это знаю.
Может, он будет там… Но я не знаю его в лицо и по имени. Так уж получилось. И только этот флаг поможет мне докричаться до него.
А вы мне мешаете…
Агнесса продолжала говорить. Коцепус круглыми глазами вперся в изуродованного Трико и уже не шевелился.
– Ангар, куда я возила вашего солдата – это склад горнорудной компании. Там хранились старые роботы, что добывали минералы на этой планете. Но местные ящерицы постоянно портили механизмы и потому роботов решили снабдить оружием. Они просто отстреливали ящериц.
Все кто пытался вывесить до вас флаг или разрушить башню, познакомились с моим Белым Эскадроном. Так, например, закончилась история армии генерала Монкады. Все очень просто: я указывала район разработки в городе, и они приходили туда из пустыни ночью и разрушали здание. А всех людей в здании воспринимали как… Как физические помехи. Как тех ящериц.
Ваш солдат, этот Картман, нужен был мне для того, чтобы указать Эскадрону какие именно помехи им попадутся…
– Выходит, мы для тебя – всего лишь ящерицы? – выдавил Коцепус. – Ты не выйдешь отсюда. Ты сумасшедшая…
Он снова потянулся к пистолету.
– Говорили же вам, не трогайте флаг. Это мой флаг, – произнесла она.
– Зачем я все это вам сказала…
В бункере коротко грохотнуло. Раздался звон пустых металлических предметов.
…Трико с гримасой боли упал на колени. Не глядя на труп расстрелянного из него Коцепуса, он собирал с пола гильзы.
Свои гильзы.
К Томасу подбежал взмыленный сержант. Лицо у него было красное и свирепое.
– Мой командор, – выпалил он, – наши посты у края города не отвечают!
– Они не ответят никогда, – отозвался Томас, задумчиво доставая сигарету из пачки.
Он закурил и снова посмотрел вверх, на башню, что терялась в темноте. Где-то в черной вышине трепетал на ветру флаг. Его собственное знамя, ради которого он вывернул на изнанку собственную душу. И вот он добился своего. И что? Только пустота и в сердце и нахлынувшее так некстати равнодушие.
– В эфире радиопереговоры неизвестных танковых частей, – продолжал сержант, – Где-то рядом идет бой двух танковых армий. Я ничего не понимаю…
– Он не идет, – спокойно сказал Томас и затянулся. – Он шел когда-то. Много лет назад. Посмотри на бабочек…
На перчатку сержанта села бабочка. Он поднос ее к глазам. И невольно ахнул.
Крылья ее светились изнутри, и рисунок словно жил, принялся переливаться, мелькать, как кадры старинной кинохроники. Сержант с изумлением рассмотрел в крыльях бабочки горящие танки в сумеречной пустыне, искаженные яростью лица в шлемофонах и касках, внутренности танковых башен набитых людьми…
Из рации сквозь помехи рвались вопли:
– «…С ходу бери, с ходу! У меня рассыпались гусянки на этом гребаном песке, все пальцы повылетали!
– Фанданго?
– Вот они! Выстрел! Бронебойный!
– Я нашел от него только пятку. А это чье?
– Дайте поддержки-ииииии! Пошел на… с моей частоты!
– Злодей, на тебя паек у Бандита!
– Да мы же все сгорим, как котлеты! Дайте цели!..»
– Это повторяется по кругу, – сказал связист, – наслаивается одно на другое и крутится снова…
Голоса блуждали по частотам, и связист снова и снова ловил их, подкручивая верньеры радиостанции.