Это странное рассуждение про «право на страх» помогло ему выйти из ступора. Невероятным усилием воли он заставил себя сдвинуться с места.
Доминатор по-прежнему смотрел вверх, откуда спускалась смертоносное воплощение небытия. Не хотелось думать о том, что это было на самом деле. Имело значение только одно.
Самому установить камень на пустующее место.
Когда Толик совместил стенки камня с краями отверстия, он почувствовал, как в него проникает Смерть. Из последних усилий он стукнул по камню кулаком, пытаясь вогнать его на место.
Раздался щелчок.
И вспыхнул свет.
–9-
Если бы не эти проклятые наркотики, все могло быть совсем по-другому! Совершенно по-другому! Я просто уверен, что именно наркотики во всем виноваты! Берегите своих детей – упаси бог им связываться с этим злом, и уж тем более – заниматься их распространением. Ой, я что, говорю банальности? Ну, вы уж простите, ОНИ спутали все мои мысли. Что, наркотики? Нет, я их никогда не употреблял и вам не советую. Я уж лучше водочку, вино или одеколон в крайнем случае… Хотя, знаете… Может, лучше наркотики, чем одеколон… Или там, тормозная жидкость… Да, пусть ваши дети лучше наркотики употребляют! Да! А что такого? Подумаешь, наркотики…
Так, о чем это я? Ах, да. Ну, если бы в том пакете вместо наркотиков оказались, скажем… Ну, я не знаю… Бутерброды какие-нибудь. Сменная обувь. Книжки. Детское питание. Или там, инструмент слесарный… Откуда я знаю, что бандиты в пакетах носят? Ну, надавали бы мне по мозгам эти «братки», ну отбили бы почки. Подумаешь, эка невидаль! Ну, помер бы я, в конце-концов, от побоев – подумаешь! Невелика потеря для человечества.
Если разобраться – кому вообще нужен бездомный философ, пусть и с дипломом МГУ? Кому они вообще сейчас нужны, философы? Трансцендентальное единство апперцепции суть нечто априорное… Что я сказал? Не поняли?
Ну, и братки не поняли, когда меня поймали. Я-то пакет стянул, думал, там что ценное. Или пожрать чего. А они меня догнали, с ног сбили и спрашивают: кто, мол, приказал героин спереть?
А я возьми, да и ляпни. Первое, что в голову пришло. Вот это самое, про априорное… А они, значит, решили, что я из азербайджанской группировки. Язык, типа, похож.
Я решил тут объясниться, по-человечески.
А у них один такой здоровенный лоб был. Ну, бычара просто. Они его Быком и называли. Так тот, не стал ждать, пока я дам толкование терминам, а достал ба-альшой такой пистолет. Во-о такой! Смотрите. Вы куда смотрите? Я показываю! Во-о такую «дуру» достал и мне в голову – «бах!-бах!-бах!»
Что? Да-да, именно три раза. Я еще, помню, удивился – зачем три раза?
Хватило бы и одного… Но, ха-ха, как видите, не хватило. Дырки во лбу видите? Ага. Вот эти.
Это у них гнездышки теперь. У кого, у кого? У пуль, разумеется. Только вы туда пальцами не лазьте. Они могут разозлиться. И я не уверен, что у вас в голове они тоже захотят гнездышки свить… Ага… Не захотят. Башку разнесут, да домой и вернутся.
Чего вы на меня уставились? Я сам обалдел, когда узнал!
А то, помнится, лежу на асфальте, дождик такой ме-ерзкий капает… А я думаю: «Вот я покойник, к примеру. Так чего за мной ангелы не прилетают? Или там черти? Я не знаю, чего заслуживаю больше… Так, блин, неужели я вообще никого не интересую?! Вот проклятье! Всю жизнь никому нужен не был, и даже сейчас… Нет, вот собачка подошла, заинтересовалась. Лизнула даже. И тоже ушла, проклятая!»
Так я лежал-лежал. Мерз, понимаете ли.
Приезжает, наконец, опергруппа. Ну, думаю, явились – не запылились… Давай меня мелом обводить, фотографировать.
Слышу разговоры:
– Вот и из прокуратуры пожаловали… Это, конечно, хорошо. А когда, мол, труповозка подъедет? – это один, значит говорит.
– Дык к утру! – другой отвечает.
Я как представил себе, что до утра буду здесь под дождем мокнуть, так и плюнул на это дело. Встаю, отряхиваюсь и говорю:
– Спасибо, конечно, граждане начальнички, но мы, покойники, тоже люди. И до утра валяться в подворотне не приучены…
Смотрю я, значит, на этих самых оперов, как на них фуражки вверх, к МКС стартуют, как они орать начинают и разбегаться в разные стороны, и до меня доходит: если меня пристрелили, а я тут хожу и мерзну, да на неврастеников впечатление произвожу, значит, пристрелили меня, все-таки, не до конца. Тогда я зову этих самых нервных оперативников и произношу так, с укоризной:
– Братцы, – говорю. – Начальнички вы разлюбезные. Извольте из мусорного бака-то вылезти, да и разобраться: куда мне ехать? В морг или в поликлинику? И на чем? Сами посудите – если в морг, то на трамвае ехать как-то неудобно… Пассажиры не поймут.
Смотрю, оперативники мои как-то приободрились, вылезли из-за мусорки, бочком, эдак, ко мне подошли, только в лицо смотреть боятся. Еще бы: морда небритая у меня, самому страшно в зеркало пялиться. Да еще и в крови вся…
Тут и представитель прокуратуры в себя пришел. Встал, посмотрел на меня и опять откинулся, болезный. Нет, ну я против того, чтобы такие впечатлительные в «органах» работали. Это мое мнение, если хотите…
Привезли меня в больницу, отмыли физиономию, повели к врачу. Врач попался – что надо. Его ничем не прошибешь. Смотрит на меня так задумчиво-задумчиво.
– Да, – говорит, – три пули в голове – это прекрасно. Это просто замечательно…
И давай мне разные вопросы задавать. Глупые, конечно, вопросы. Ну, где право, где лево, где белое, где черное. Как меня зовут. Что такое Абсолютная идея и как она выражается в философии Гегеля.
Ну, я, конечно, на все вопросы ответил. Что же я, дебил, что ли?
Врач мне и говорит:
– Поздравляю, дорогой вы мой человечек, вы уникальный случай. Три пули аккурат одна над другой сидят в вашем головном мозге, а вы и не дебил вовсе. Поздравляю!
Встал и долго так тряс мне руку.
– Вы, – говорит, – здоровы. И кровь уже не идет – благодарите сестру-сиделку, что успела зеленкой лоб помазать…
Идите, говорит, домой, и старайтесь соблюдать покой и вести более размеренный образ жизни. А через неделю приходите – я, мол, по вашему случаю, диссертацию писать буду.
Сразу видно – умный и деловой человек!
Я поблагодарил и ушел.
Пришел, значит, домой. Люк над собой задвинул, дай, думаю, посплю. А то день выдался тяжелый. Все-таки, не каждый день получаешь три пули в голову…
Ну, лежу, ворочаюсь. Что-то спать не дает. Шуршит что-то в углу. Под трубами. Зажег я свечку, смотрю – точно, крыса! А я этих крыс – ух, как ненавижу! С детства. А здесь они вечно мои запасы грабят. И я ее вижу – а запустить в нее – ничего под рукой нет! Как на зло!