Прутья приварены к отверстиям в квадратном эмалированном корыте, выломать их вряд ли удастся. Цыган ощупал место сварки. Крепко сделано, на совесть. Он провел ладонью по металлической плите над головой, куда уходил верхний край решетки. Расстояние между прутьями было сантиметров десять — пятнадцать — даже нога не пролезает, а между стеной и последним прутом — еще меньше. Дверью служит боковая решетка, обращенная к лаборатории, прутья где-то на высоте пояса перехвачены металлической полосой, к ней крепятся ручка и замок; к толстому угловому штырю приварена пластина, за которую заходит язычок замка. Прутья этой части решетки оказались короче, не доходили до отверстий в потолке, но после недолгого раздумья Цыган понял, что это ему ничем не поможет.
Охранник привстал, наблюдая за тем, как пленник ощупывает замок, осматривает петли и место их крепления к железной стене лаборатории.
— Ты чё задумал, сталкер? Отсюда не сбежишь.
— Чтоб тебя кровосос поцеловал, — откликнулся Цыган, сделал шаг в глубь клетки и, упершись спиной в стену, скрестил руки на груди, созерцая замок изнутри.
Ботаник на другом конце лаборатории закончил складывать инструменты, закрыл автоклав и включил кипятильник. Он бросил испуганный взгляд на Цыгана, отвернулся и стал перекладывать бумажки на столе, наводя порядок, — подвигал клавиатуру, мышку, протер экран сухой тряпочкой. Рамир скрипнул зубами: от лаборанта помощи не будет, тот теперь и пискнуть не смеет. Ничего другого он от психолога и не ожидал. Что ж, придется все сделать самому.
Идеи вспыхивали в мозгу одна безумнее другой, после короткого обдумывания Цыган их отбрасывал. Ничего дельного не приходило, голова работала плохо. Неудивительно: бессонная ночь, голод… В желудке громко заурчало, и Рамир повернулся к охраннику, который все еще сверлил его подозрительным взглядом.
— Эй, приятель, когда меня покормят?
— Приказа не поступало, — со злорадством ответил тот.
— Не очень-то и хотелось, — буркнул Рамир, хотя очень хорошо ощутил, что голоден как никогда. До этого момента ему было просто не до того — напряженные события прошлого дня, этой ночи и утра не способствовали мыслям о еде. Теперь, когда обстановка стала почти мирной и вроде бы ни-кто не собирался его убивать в обозримом будущем, усталость и голод взяли свое.
Веки отяжелели, в голове образовался туман, ноги и руки будто свинцом налились. Цыган лег на бок, подтянув колени к животу, и закрыл глаза. Дно корыта холодило щеку, бортик впивался в спину, из-под двери тянул сквозняк, в лаборатории неприятно пахло хлоркой — было неудобно, но Цыган почувствовал, что засыпает. Время для сна, наверное, не самое подходящее, однако организму нужен отдых. Может, на свежую голову придут более адекватные идеи, как справиться с генералом? Перед глазами замелькали цветные точки, закрутились какие-то образы, предвещая первые видения…
Сон пришел беспокойный, тревожный. Цыган часто просыпался и каждый раз слышал стоны Мерзости на столе. Ботаник ушел куда-то, вымыв лабораторию после операции, лампы в комнате погасили — кроме одной над телом, полускрытым простыней. Мерно капал физраствор по трубкам, пожилой сталкер дышал прерывисто и неглубоко. Охранник на стуле подремывал, не убирая рук с лежащего на коленях «скара».
Под утро Мерзость задергался на столе, забормотал что-то, приходя в себя, и громко спросил:
— Эй, кто тут есть? Где я? Что со мной? Охранник вскочил, приоткрыв дверь, крикнул в коридор:
— Очнулся!
За стеной послышались шаги, голоса — военсталы побежали докладывать генералу. Цыган не открывал глаза, надеясь, что скоро суматоха утихнет и он сможет еще заснуть. Усталость одолевала его, организм никак не хотел пробуждаться. Но голоса все звучали, шаги бухали, как молотом, по голове, отключиться не получалось.
Появился Протасов, без халата, в щегольской кожаной крутке с меховым воротником. Зевая и морщась, Цыган сел. В череп как будто ртуть налили, и она там тяжело перекатывалась. Генерал был уже у стола, приподнял закрывающую живот Мерзости простыню.
— Прижилось, — прошептал он, словно сам себе не веря. И громко приказал: — На полигон его!
Ботаник стоял, прижимая к груди тряпку, которой стирал пыль, словно прикрываясь ею, и близоруко щурился на Протасова — тот срывал с головы и груди Мерзости электроды, убирал капельницу, иглу не глядя швырнул в кювету. Движения были лихорадочные, не такие выверенные, как обычно. «Волнуется, — понял поднявшийся на ноги Цыган. — Случилось что-то важное. Но что, черт возьми? Чем генерал тут занимается, в этой лаборатории, чего добивается заменой органов на артефакты? В этом, что ли, его тайна? Как „ломоть мяса“ вместо печени может двигать аномалии?..»
Глава 4
Двое военсталов подталкивали Мерзость, еще один вел Цыгана со скованными сзади руками. Пожилой сталкер все время задирал подол куртки и осматривал свой живот, на котором не осталось шрама. Глаза у него лихорадочно поблескивали, он вскрикивал беспричинно и иногда подпрыгивал. В движениях появилась несвойственная ему ранее живость, легкость, сталкер словно приобрел новое тело и испытывал его. Хотя с виду он оставался тем же Мерзостью, разве кашлял меньше и горячечные пятна исчезли с щек.
— Эй, Мерзость, как там ребята? — спросил Рамир. Пожилой сталкер поднял взгляд — растерянный, отсутствующий.
— А? — спросил он бестолково. — Я чувствую себя на десять лет моложе, прикинь! Да не, на все двадцать, точно. Что он со мной сделал?
— Отставить разговоры! — толкнул их в спину конвой.
Их вели через лагерь, и Цыган очень внимательно смотрел по сторонам. Сборы заняли какое-то время, давно рассвело. Явственно потеплело, но день обещал выдаться хмурым, по небу ползли лохматые темные облака, из-за этого казалось, что на всем лежит тень, словно ночь отступила не до конца. Мрачная была погода, необнадеживающая.
Исследовательский модуль стоял на берегу, за рядом полуразрушенных домов, это был, видимо, своеобразный центр лагеря. Из оставшихся изб четыре были обитаемы, две слева от лаборатории и две справа; из труб трех поднимался дым, четвертая служила тюрьмой сталкерам. Как они там? Кто еще жив?
Перед контейнером лаборатории была широкая полоса утоптанной земли, она тянулась от модуля к огораживающей лагерь металлической сетке. По этой полосе как раз и шли пленники. Позади военсталы под руководством генерала катили накрытую брезентом тележку. Слева стояли два каркасно-тентовых ангара — какие-то склады, видимо. Справа — десятка два армейских палаток. «Вот где живут военсталы, значит. А где квартирует Протасов? В палатке или в одном из домов? Наверное, все же в избе, палатка ему вроде как не почину». — Цыган покосился через плечо на Протасова. Тот ускорил шаг, обгоняя пленных, почти побежал вперед.
Земляная полоса заканчивалась воротами, перед ними темнела сколоченная из досок невысокая платформа. Наверх вели ступеньки и пандус. За оградой из сетки Рабица мерцали огоньки, вспыхивал неяркий синий свет и тут же гас. Цыгана загнали на платформу, туда же по пандусу затолкали тележку. На ней стоял какой-то прибор, чьи очертания скрадывал брезент, намотанный в несколько слоев. И отсюда, сверху, Рамир смог оценить открывшуюся взору картину.