— Юленька! — повторила я попытку.
Девочка исподлобья быстро глянула на меня.
— Давай вместе во что-нибудь поиграем? — радостно предложила я, цепляясь за малейший отклик.
Но девочка лишь молча качнула головой в сторону.
— Почему?
Молчание.
Я встала и тихонько вышла к Илоне. Она кипятила воду под макароны, а на другой конфорке уже вовсю скворчала яичница.
— Она совсем не разговаривает? — спросила я, кивая на малышку.
— Разговаривает иногда, — пожала плечами подруга, — если сильно настоять, расшевеливать. Зачем тебе это? Пусть сама играет тихонечко, от шумного ребёнка проблем всегда больше.
— Что ты говоришь? — поразилась я, — нормальный ребёнок и должен быть шумным.
Бегать, двигаться, смеяться…
Илона кинула макароны, помешала, выключила яичницу и поманила меня на крыльцо.
Мы вышли, бросили взгляд на Юлю — девочка безучастно копалась в ящике, извлекала игрушки, осматривала и возвращала обратно, бессмысленное, механическое перекладывание. Илона закрыла за собой дверь, достала сигареты.
Одну протянула мне. Я помотала головой.
— Ббросила.
— Давно? — удивилась Илона, закуривая.
— Неделя.
— Молодец, — усмехнулась она, — а мне и в голову не приходило.
— Мне тоже. Организм сам перестал принимать.
— А… — неуверенно протянула подруга, — а насчёт девочки — не бери в голову, может это у неё временно. Она же не всегда такой была, Елена Дмитриевна сказала, что перемены произошли внезапно, около года назад. Она с другими детьми возилась в песочнице, пришла домой, и вечером легла спать уже какой-то молчаливой, безучастной. Мать всё списала на вероятную усталость, ну набегался ребёнок на улице, переутомился… А утром проснулась всё такой же. И вот с тех пор… Так что есть надежда, что пройдёт так же, как и наступило. Врачи то же самое сказали.
Хотя… прошёл уже год, а изменений никаких. Только если раньше она хоть как-то реагировала на окружающих, то теперь совсем редко, всегда лишь когда ей что-то требуется.
— Всё-таки, хотелось бы пообщаться с малышкой, — покачала я головой, — мне кажется, ей одиноко в своём внутреннем мире, который…
Я вдруг осеклась. Что-то в моей памяти вдруг всколыхнулось. Словно дежавю.
Только кто-то другой говорил нечто подобное, а не я. А кто и когда — не могла вспомнить. Илона помолчала, ожидая окончания моих слов, но не дождалась.
— Ну, попробуй, — пожала она плечами, — только вон, Марину-то не получилось разговорить. Это надо быть психологом от Бога! Слушай, а может у них это семейное? Сначала Юля, потом Марина. Да и сама Елена Дмитриевна какая-то заторможенная, если начистоту…
Она задумалась, застыв с сигаретой во рту. А я вздохнула и пошла назад.
Вернувшись в дом, я села неподалёку от девочки, начала наблюдать. Она уже не так бессмысленно перебирала игрушки, действия начали напоминать подобие игры. В одной руке Юленька держала лошадку, в другой — барашка и изображала, как они бодаются. При этом она что-то совсем тихо бормотала себе под нос. Потом барашек упал, она отложила лошадку и, прижав «пострадавшего» к груди, гладила его и покачивала. Спустя минуту посадила в сторонку, взяла лошадку и строго грозила ей пальчиком, всё так же неслышно бормоча.
— У лошадки же нет рогов, чем она бодается? — еле слышно спросила я.
— Есть, — буркнула Юля, — большой…
— А… — я не стала спорить с малышкиной фантазией. Чудо, что она вообще ответила!
И начала безмолвно наблюдать дальше. Потом Юля «покормила» обоих зверей и изображала, как они весело скачут друг вокруг дружки.
— А можно я с тобой поиграю? — спросила я, пододвигаясь поближе.
Выбрала из коробки — звери, так звери! — медведя и с мягким рычанием (чтоб не напугать) приблизила к её зверькам.
— Ррр, это я, медведь косолапый, рррр, хочу побегать с вами!
— Там нет медведей! — вдруг чётко произнесла малышка, уставясь при этом прямо мне в глаза.
— Где?
— В лесу… — Юленька смотрела не отрываясь. Но взгляд был такой, словно сквозь меня.
— Медведи водятся в лесу! — упрямо возразила я, провоцируя её не замолкать.
— Нет!
— Хорошо, а кто там есть ещё? — я придвинула ящик с игрушками к ней.
Она мгновение помедлила, потом уткнулась взглядом в игрушки и вытащила динозаврика.
— Ну… — протянула я с сомнением, — значит, медведей нет, а динозавры водятся?
В дверях застыла Илона с открытым ртом, поражённая нашим активным диалогом.
Подмигнула ей, подруга развела руками, одобрительно кивнула и ушла на кухню.
— Это не динозавр! — возразила Юля, не замечая нечаянного свидетеля.
— А кто? — удивилась я.
Но девочка неожиданно снова замкнулась. Опустила голову и замолчала.
— Эй! — я попыталась её снова растормошить, — ну ладно, не динозавр. Но давай поиграем ещё!
Тщетно. Юля молча складывала игрушки обратно в ящик. Видимо, давая понять, что игра окончена.
Вот так. Второй раз за день мне удаётся сначала разговорить и расположить к себе, а потом не удаётся удержать позиции. Сейчас, с Юленькой и раньше — с её сестрой. Может, Илона права и это наследственное? А завтра придёт Елена Дмитриевна, такая же отрешённая, потухшая… Бррр, ёжась, отогнала нелепые мысли.
Ужинали молча. В присутствие девочки, после того, как она немного оживилась со мной, хоть и ненадолго, Илона не решалась заговорить о Марине. Только когда уложили малышку и вышли обратно в кухню, Илона вздохнула.
— Зря, получается, съездили… Прости, Мань, что взбаламутила тебя.
— Я развеялась, — улыбнулась легко, — да и чутьё подсказывает, что Димка скоро найдётся.
— А где он, твоё чутьё не подсказывает? — усмехнулась подруга, — вот паразит, столько сил и времени на него потрачено, а ведь он даже уже не твой парень!
Прости…
Она заметила, как я сморщилась.
— Тебе, наверное, ещё непросто думать о нём? Да ещё и видеть эту самую Марину?
Увы, она единственная зацепка… так я полагала.
— Всё нормально, перестань, — отмахнулась я, — никакой трагедии уже не ощущаю.
— Ты молодчина. Я бы Сёмку убила, но другой бы не отдала! — покачала головой Илона.
Мы засмеялись. Ещё немного поболтали на тему института и скорого начала занятий.
Потом Илона позвонила Семёну и ввела его в курс событий. Он, в свою очередь, доложил нам, что общий сбор в институте 31 августа, то есть — через пять дней. И ещё сообщил, что ему звонила Снежана, правильно рассудившая, что он должен быть в курсе. Как мог, успокоил и моих родителей тоже, но завтра придётся многое самой объяснить. Я удручённо кивнула. Потом они заворковали о своём, о личном, и я помахала подруге: