ВСТУПЛЕНИЕ
Памяти Ричарда Третьего Йорка,
последнего из Плантагенетов
Автор благодарит за помощь
Майка Гончарова, Александра Домогарова, Юрия Нерсесова, Илью Снопченко,
Артема Хачатурянца.
Все проходит, и только время
Остается, как прежде, мстящим.
И глухое темное бремя
Продолжает жить настоящим.
Н.Гумилев
Заброшенные дороги исчезают быстро – земля не любит проплешин, оставленных коваными копытами да грубыми колесами. Достаточно года, чтобы покинутый тракт захватили самые неприхотливые травы, следом наступают другие, попривередливей, затем – кусты и наконец деревья. Проходит не так уж мно-го времени, и вместо торного пути встает непролазная чаща, но Старая Эландская дорога не зарастала, словно кто-то ласково, но непреклонно остановил зеленую армию на ее обочине. Да, за переправой через Глухариную
[1]
постепенно исчезли сначала деревни, а потом и лесные хутора, но сам тракт уцелел, хотя ездили и ходили по нему очень, очень редко. Однако в погожий и ясный осенний день 2246 года
[2]
по Старой Эландской двигалась внушительная процессия, возглавляемая двумя знатными всадниками.
Сухощавый, еще не старый человек, по виду – прирожденный воин и вождь, чуть улыбаясь, слушал широкоплечего юношу с прямыми иссиня-черными волосами, стянутыми на затылке. Тот довольно ловко управлялся с крупным серым жеребцом, хотя в его посадке чувствовалась не то чтобы неуверенность, но некоторая напряженность. В отличие от своего спутника, юноша не забывал, что под ним норовистое создание, от которого можно ожидать любых неожиданностей. Вот старшему, тому и в голову бы не пришло, что конь может не подчиниться, а черноногому дрыганту
[3]
и в страшном сне не приснилось бы ослушаться господина. Впрочем, власть великого герцога Таяны и Тарски Шандера Гардани признавали не только животные. В Благодатных землях
[4]
было не много желающих с ним спорить и тем паче соревноваться в благородном искусстве верховой езды и умении управляться со шпагой и пистолями. Но на сей раз таянцу вряд ли доведется проявить свои таланты – места, по которым пробирался отряд, считаются мирными. Тем не менее за Гардани и его юным спутником следовал внушительный эскорт – две сотни всадников в черных, отделанных серебром доломанах, все, как один, на великолепных, пятнистых лошадях, и сотни четыре пеших, высоченных и широкоплечих, в странных кожаных доспехах.
Мерная поступь привыкших к походному строю коней и бряцанье оружия нарушали гармонию лесной глухомани. Видимо, юноша это почувствовал, так как, прервав на полуслове восторженный рассказ о медвежьей охоте, заметил, что не стоило брать с собой столько воинов.
– Если думать о них, как об охране, то ты прав, – откликнулся герцог, – но не дело, если смертные забудут, кому и чем обязаны. Нужно время от времени показывать людям то, о чем они смогут рассказывать долгими зимними вечерами. Память может мучить одного человека, но она спасает народы, хотя тебе это еще предстоит понять.
– Отчего же, дядя Шандер, – огромные зеленые глаза, странно выглядевшие на смуглом лице гоблина, на мгновенье затуманились, – мне кажется, я понимаю. Я почти всегда тебя понимаю, и... Я очень рад, что ты позволил мне поехать.
– А я рад, что ты рад, – усмехнулся Гардани. – А вообще-то, Стефко, ты прав. Мы с тобой и впрямь понимаем друг друга. До тебя я так ладил лишь с двоими.
– Брат моей матери и пропавший император?
– Да. Никак в толк не возьму, откуда в тебе то, что приходит лишь с годами, то ли кровь свое берет, то ли еще что... Отец не возражал, что я взял тебя с собой?
– Нет, что ты. Он не любит Варху, но понимает, что я должен там побывать. Дядя Шандер, мне даже не верится, что я вечером увижу Синюю Стену! Криза говорит, красивее ничего нет и быть не может.
– Твоя мачеха всегда любила все необычное, – суровое лицо Шандера неожиданно смягчилось, – особенно если это необычное идет от эльфов. Стена и впрямь хороша, но если б я мог обменять свою жизнь на возможность погасить Лебединый Огонь, я бы сделал это без колебаний. И не я один. Ты ведь знаешь, почему он горит?
– Конечно, – тряхнул головой Стефан, – чтобы заключенное в Вархе зло не вырвалось наружу. Кольцо Вархи будет пылать вечно.
– Ну, это смотря что называть вечностью! Мы смертны, для нас вечность это то, что в несколько раз длинней наших жизней. Не более того. Эльфы знают о Вечности больше, и они не любят бросаться этим словом.
Те, кто засел в Вархе, ждут своего часа. Сейчас им не под силу вырваться наружу, но их время еще наступит. Не скоро, конечно, но от этого не легче.
– Я помню пророчество Эрика, – заявил юноша, явно гордясь знанием, тайным для большинства смертных. – Отец рассказал мне в праздник Зимней Ночи. Но он говорит, что к этому сроку вернутся те, кто должен сразиться со злом.
– Хотел бы я, чтобы Уррик был прав, – герцог говорил негромко и медленно, даже не говорил, а словно бы думал вслух, – но я помню канун Войны Оленя... Когда вокруг стреляют пушки и звенят мечи, не так уж и страшно. Куда хуже ожидание, когда понимаешь, что мир несется к пропасти, а ты ничего не можешь с этим поделать. Любую войну можно проиграть еще до начала. Если б не Рене и Роман, нас бы не было уже сейчас. Но найдется ли новый Рене среди наших потомков?
– Наших?
– А чьих же еще, Стефко. Твой отец упрямо не желает называться королем Южного Корбута, но это не значит, что он таковым не является. Ты – его старший сын и наследник. Тебе придется не только править, но и царствовать, а, значит, думать и о том, что будет через триста, четыреста, пятьсот лет... Мы не вправе прятаться за спинами эльфов, да и зло Вархи не последнее в этом мире. – Шандер замолчал, глядя куда-то вдаль. Стефан ему не мешал. Он всегда чувствовал, когда можно и нужно спрашивать, а когда следует оставить собеседника со своими мыслями. Ну а герцог Таянский, муж матери и побратим отца, сдержанный и обычно немногословный человек, был ему намного ближе, чем кровные родичи.
Порой юноше казалось, что он знал Шандера всегда, хотя встретились они, когда наследнику Уррика минуло двенадцать и отец взял его с собой в Гелань, открыв по дороге, что он, Стефан пад Уррик, – наполовину человек и к тому же сын таянской герцогини, хотя это и должно остаться тайной. Известие отнюдь не повергло Стефко в ужас, как того боялись его горные родичи. Напротив, мальчику показалось, что все встало на свои места. Теперь он знал, почему чувствует и думает не совсем так, как орки. Ему, чтобы подчиниться, недостаточно слов «так надо», сказанных старшим, а рассказы об Изначальных Созидателях порождают больше вопросов, чем ответов.