Несравненное право - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 114

Шли дни, похожие друг на друга, как дождевые капли. Придворные все больше злились и досадовали на собственную глупость, а поскольку винить себя дело неприятное, арцийцы всю свою неудовлетворенность и злость перенесли на императорскую семью. Сам Базилек, впрочем, на это внимания почти не обращал. Как ни странно, он переносил свое полузаточение со спокойствием и равнодушием, граничащими с величием. Никогда нелепый и неумный брат храбреца Эллари не был так похож на императора, правда, на императора в изгнании. Трудная и неприятная роль самодержца была наконец сыграна, и Базилек вновь стал свободен. Император проводил часы на стенах крепости, глядя то на медленную темную воду, то на плывущие к морю облака. Презрительные взгляды бывших лизоблюдов его не задевали, равно как и причитание и ворчание дочери и настырные наставления зятя, — Базилек уже был вне всего этого. Иногда в минуту откровенности он сообщал случившимся рядом воинам о своем намерении после войны, чем бы та ни кончилась, уйти к эрастианцам. Эландцы, в отличие от родственников и подданных, на первых порах относились к императору с брезгливой жалостью, со временем же брезгливость начала уступать место сочувствию. Неудивительно, что старик все больше и больше предпочитал общество северян да кошек, водящихся в крепости в изобилии.

Другое дело Бернар. Он не для того связал свою жизнь со вздорной и некрасивой императорской дочкой, чтобы так вот сразу лишиться всего, кроме ставшей совершенно невозможной жены. Мозг бывшего канцлера лихорадочно работал, выискивая выход из создавшегося положения. Выхода не было! Даже если Годоя победят, Базилеку на трон не вернуться. Хуже того, старый мешок добровольно передаст корону мерзавцу-племянничку, выжившему в битве, о чем каким-то образом стало известно в Эланде. Мальвани с Феликсом под грохот эландских пушек возведут на трон сына своего дружка, и прости-прощай власть. Но даже если Луи убьют и он не успеет обзавестись потомством, наследнику Бернара не видать Мунта как своих ушей. А ведь как удачно все складывалось!

Так удачно, что он прогнал от себя мысль о возможном предательстве Годоя. Марциал оказался умнее. И когда предостерегал от союза с тарскийцем, и когда вовремя переметнулся на сторону победителя. Говорят, сейчас получил чин командора и командует новой гвардией, предпочитая не вспоминать о проигравших родичах. По-своему малыш прав, но от этого не легче… Увы, он, Бернар, столько лет был самым хитрым и умным, что начал недооценивать противников, за что и поплатился.

Так что же?! Смириться? Прожить остаток дней в этой мерзкой крепости с дурой-женой и северянами, которые относятся к нему хуже, чем к жабе? А ведь среди эландцев немало по-настоящему красивых юношей… Жаль, здешние суеверия и предрассудки запрещают столь принятые на юге удовольствия. Увы! Слава о наклонностях мужчин семейства Одуа достигла северных гранитов и отнюдь не облегчала жизнь в Вархе, и это при том, что Бернар еще в ранней юности отказался от своих пристрастий — положение императорского зятя стоило того. За без малого двадцать лет он ни разу не сорвался, хоть и хотелось, ох как хотелось… Выбирая между властью и наслаждением, он всякий раз выбирал власть. И где же она теперь, эта власть?! Исчезла, улетела дымом в трубу, а молодость ушла, и ушла безвозвратно…

Бернар вздохнул и спустился к воде. Хорошо хоть эландцы не ходят за ним с пистолями наготове. Впрочем, это лишнее свидетельство того, что он для Рене отыгранная карта. Его просто терпят и до поры до времени кормят. Кому он нужен? Кому нужны все они, запертые в этой жалкой крепости?

Варха, хоть и стояла на скальном выступе, соединенном узким каменным перешейком с таянским берегом, давным-давно отошла к Эланду, так как добираться снизу вверх по медленной глубокой реке было куда проще, чем пробираться по топкому берегу от Старой Таянской дороги. Служила крепость в основном пристанищем для бессемейных ветеранов и местом перевоспитания особенно ретивых молодых маринеров, которым, по мнению Паладинов, было полезно остудить горячие головы в старой серой крепости. Конечно, если б кто-то надумал напасть на Таяну со стороны моря, у Вархи бы ему пришлось солоно, но на море испокон веку господствовали эландцы, которым покушаться на союзников и в голову не приходило.

Неудивительно, что на примыкающем к крепости берегу Ганы вырос небольшой поселок, то ли эландский, то ли таянский — до недавнего времени это значения не имело. Была там и небольшая таверна. По старым эландским обычаям в пограничную крепость чужаки не допускались, зато те, кто в ней жил, в мирное время вольны были выходить за ее пределы, нужно лишь вернуться до закрытия ворот. Нынешние времена мирными не были, но в Чернолесье никогда и ничего не случалось, а потому комендант Вархи ограничился тем, что поднял мост через пробитый в незапамятные времена в скальном перешейке ров и выставил у речной пристани усиленную охрану, которая должна была проверять в лицо каждого, кто покидал крепость или в нее возвращался. Да и это сделано было исключительно для очистки совести. Предположить, что в этой глуши объявится неприятель, было бы так же странно, как ждать снегопада в Светлый Рассвет.

Конечно, Рене Аррой во время прошлогодней аудиенции говорил коменданту, к слову сказать, выходцу из Гелани, о необычности надвигающейся войны, но добряк ни в какую нечисть, кроме являющихся иногда после бутыли редкой в здешних местах царки зелененьких бесенят, не верил, порядок же соблюдал в силу въевшегося в плоть и кровь чувства долга. Появление арцийских гостей старого вояку не обрадовало, но в письме Рене Арроя говорилось, что обращаться с ними следует вежливо, особых препон не чинить, но и на шею сесть не позволять. Комендант так и поступил. Правда, он на всякий случай отобрал у цитадельного эконома ключи от арсенала и порохового погреба и воспретил гостям в одиночку подниматься на стены, но во всем остальном их свободу никто не ущемлял. Когда же бывший канцлер повадился с утра до вечера засиживаться в береговом кабачке, ветеран только хмыкнул и рукой махнул. Хочет пить? Пусть пьет, его дело…

Бернару же до такой степени опостылели серые нерушимые стены и презрительные или хмурые физиономии, что даже деревенская харчевенка казалась уютной. Бывший канцлер пристрастился до вечера просиживать в «Пьяной Бочке» за кружкой весьма посредственного пойла. Сначала его сопровождали аюдант, парочка арцийских охранников и, для порядка, эландец. Затем юный Орри сдружился с младшим сыном коменданта Вархи и вместе с ним уехал на Аденский рубеж, охранники потребовали платы и стали вести себя нагло, так что с ними пришлось распрощаться. Эландцы же утратили к персоне канцлера всякий интерес, убедившись, что тот часами сидит в углу с кислой рожей и накачивается скверным пивом. Короче, охрана отстала, и Бернар сам не знал, радоваться этому или печалиться. Было ужасно неприятно думать, что величие и власть — в прошлом, равно как и молодость.

Одуа заказал еще пива и какой-то местной рыбы с выпученными по-рачьи глазами и злобно уставился в окно, за которым серел плохонький денек.

— К вечеру пойдет дождь, вы так не находите, уважаемый? — раздавшийся голос для мужчины был достаточно высоким, но приятным. Бернар поднял отекшие глаза. Перед ним стоял худощавый красивый человек. Хорошо одетый, бледный, и — диво дивное, смотревший на собеседника с искренней симпатией. — Вы позволите разделить ваше одиночество? — незнакомец был сама любезность.