Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 39

Когда Северная армия, повторно «разбив» Фридриха у Ор-Гаролис, «перешла» границу Гаунау, окна стали синими, а Савиньяк не охрип лишь благодаря настоянному на горных травах вину. Выпито было изрядно, может быть, поэтому Лионель как вживую увидел разбухающие от талой воды ручьи и вдруг понял, что закончившаяся весна стала самой счастливой в его жизни.

– Второго Весенних Волн мы были на подходах к городу. – Вновь проходить былыми дорогами, если ты на них ни разу не ошибся, приятно. – Серьезных укреплений в Альте-Вюнцель не имелось, граница считалась мирной, но старые стены уцелели. Горожане спешно закрыли ворота, стали ждать. Я не спешил – три дня армия двигалась достаточно шустро, можно было и отдохнуть. Место для лагеря я выбирал с учетом будущей битвы. К вечеру лагерь разбили, отставшие части и обозы подходили всю ночь. Наутро я отправил к городским властям парламентеров с требованием явиться на переговоры. «Фульгаты» тем временем прочесывали окрестности – и перехватывали гонцов.

Во второй половине дня городская делегация явилась в лагерь. В обмен на отказ от штурма и последующего грабежа я предложил им выплатить контрибуцию и предоставить припасы вместе с повозками и тягловой силой.

– Правильно! – одобрил маркграф и сделал пару пометок. – Ждать врага лучше натощак, добыча отвлекает и развращает. Что ответили вариты?

– Они ждали появления своих армий и принялись выгадывать время. Обещали поднатужиться и все собрать, дайте нам, мол, дня четыре. Получили три и отбыли, прося Создателя о скорейшем подходе помощи.

Бергер расхохотался, Савиньяк негромко кашлянул, в окно заглянула пожилая, но еще бодрая луна. Проклятье, все это, вплоть до последнего чиха, придется расписывать для Рудольфа. То есть для фок Варзов, потому что с Фридриха станется отобрать у Бруно командование. При перевесе у дриксов Неистовый может обернуться для Вольфганга крупными неприятностями: старик за много лет привык к такому же старику, который если и прыгнет, то подстелив сено, и сено это всегда можно загодя обнаружить. В Надоре фок Варзов караулил бы Бруно у перевалов, не оглядываясь на Кадану… Фридрих мог бы добиться успеха.

Сквозняк донес о том, что двери на галерею открылись, сквозняк и легкие шаги. Супруге маркграфа стало скучно, а может, она вроде милейшего Бертрама считала разогретый ужин преступлением.

– Вы заставляете себя ждать. – Урфриду Лионель не видел со дня ее свадьбы. Старшая дочь Рудольфа была красивой невестой и стала очень красивой женой. – Заставляете себя ждать дам и, что гораздо хуже, оленину. Маршал, своему супругу я не удивляюсь, но вы же состоите в дружбе с Валмонами!

– Разговор тоже может стать пиром, сударыня! – И хорошо, что этот пир прерван, говорить несколько часов подряд и не осипнуть могут только ликторы и церковники.

– Именно пиром, Фрида! – Вольфганг-Иоганн поднял измазанный чернилами палец. – И мы славно попировали! Ты думаешь, мы сидели за столом и пили вино? Нет, мы были по ту сторону гор! Я видел, как вариты прыгают в Изонис… И это в Весенние Скалы!

– Не сомневаюсь, что зрелище было захватывающим. Ты сказал?

– Фрида, днем раньше, днем позже. Это же ничего не меняет…

– Но помешало бы тебе вытрясать из гостя душу. Лионель, вы достаточно знаете бергеров. Они – лучшие из союзников, но у них есть несносная привычка. Бергер не сообщает новостей, пока не выжмет собеседника досуха, а Иоганн за вас только взялся.

– Самое главное он знает, – прогудел маркграф и потер смятое еще в юности ухо, – про Бруно и Ракана я отписал еще за перевал.

– Отцовский гонец, – покачала головкой Фрида, – последний отцовский гонец прибыл позже.

– Ну хорошо, хорошо… Зарезали королеву Катарину. Сынок Эгмонта отличился. Он у нее на свободе разгуливал, а таким место если не в Занхе, то в Багерлее!

– Сильвестр считал, что Занхой не начинают, а заканчивают. – Мятежник Борн застрелил маршала Савиньяка. Сын мятежника Окделла зарезал дочь Каролины Борн. Еще один замкнувшийся круг. Мать бы оценила, если б смогла стать равнодушной. Мать сейчас так часто вспоминается…

– Не знаю, как вы, маршал, но я огорчена. Как и отец. Последнее время Катарина вела себя очень достойно.

– Да, печально. – Лионель поцеловал Урфриде руку. – Сударыня, так вы говорите, нас ждут дамы и оленина?

Футляр для писем был обляпан незабудками и графскими коронами, как яйцо дурной курицы пометом. В коронах и незабудках был и кошелек. Аглая Кредон таки стала на старости лет графиней, и Луиза почувствовала себя дурой, круглой, неуклюжей и несчастной, будто в юности. А вот нечего было пускать сахарные слюни и пользоваться губернаторскими оказиями! Отписала Герарду с регентом, и хватит. Капитанша убрала нитки в корзинку и отправилась в столовую – первую в ее жизни устроенную по собственному вкусу, с горя устроенную и от безделья, но для себя. Маменька сочла бы, что в доме слишком много гераней и комнатных роз и слишком мало фарфоровых собачек и кружевных слюнявчиков. Маменька бы сказала… Луиза подошла к буфету и налила вина. В стакан. Себе. На ночь глядя. Она стояла у буфета и пила добытые верным пивоваром «Слезы возлюбленной». Назло пропавшей молодости и обосновавшейся наконец в графском замке престарелой бабочке. Бедные слуги господина Креденьи, бедные фамильные портреты, старинные шпалеры и портьеры без узоров, им теперь не жить!

Скрипнуло – достойная вдова воровато обернулась, но за предосудительным занятием ее застал Маршал. Котяра, где бы его ни носило, как-то узнавал, что буфет открыт, и являлся. Требовать свою настойку.

– Нет! – отрезала Луиза, поворачивая ключ.

– Мра! – сказал кот, став на дыбки и запуская когти в подол добротного, но скромного платья. – Мра! Хочу! Дай! Не могяу-у-у-у!

– Пьяница паршивый, – буркнула Луиза. – Ну какой ты, причеши тебя хорек, маршал? Так, капитанишка…

Оскорбленный кот покрутил задом и тяжело взлетел на шкафчик с тоже дареными тарелками. Теперь поганец засядет наверху и станет мстить, пытаясь зацепить лапой всех, кто пройдет мимо. Луиза прихватила недопитый стакан и вернулась к материнскому письму. Незабудки наивно голубели, совсем как на болотце. Сверху – цветочки, под ними – грязюка, в лучшем случае загубишь башмаки, в худшем утонешь… Женщина поджала губы не хуже покойной Мирабеллы и принялась срывать личные печати госпожи графини. Из футляра пахнýло розовым маслом. Маменька не забыла ничего, даже шелковую голубую ленточку с графской сосной, перехватившую письмо, которое начиналось тоже по-графски.

«Любезная дочирь, – раньше она все же писала «дарагая», – мой Муж и Супруг атлучился па гасударствиным дилам к асобе Регента Талига и на Ваше наглое письмо атвичаю я. Ваша затея пайти в услужение и ни слушать добрых саветав привила к таму што Вы папали в жалкую правинцыю и взяли прастанароднае имя. Вы ни кагда ни чиво ни делали дастойна и пазорили нашу фамилию. Ваш преест в КРЕДЕНЬИ нижылатилен. Мой Муж и Супруг апридилит Вам садиржание, но Вы ни будите раскрывать свае имя и хвалитца радством са значитильными пирсонами. У афицераф каторые приижжают в наш замок плахое мнение о Вашем пакойнам муже. У ниво плахая рипутацыя его ни принимали в парядачнам опщистве. Он пазорит нашу фамилию. Патаму аткрыто принемать мы можим аднаво Герарда каторый благадаря маиму знакомству с герцагам Алва кеналийский барон. Мы палучаим письма ат Герарда он састаит при асобе Маршала Савиньяка. Мой Муж и Супруг думаит падать прашение, штобы Герарда сделали наследникам титула вместа волчий стаи радни. Для этава Герард ни должен иметь дела с измениками. Ваша служба придавшим нашиво добраво Фердинанда Манрикам а патом узорпатару Ракану пазорит нашу фамилию. В благародных дамах все далжно быть прикрасно и лицо и фегура и туалеты и манеры. Вы дурны сабой и ни умеите адиватца и разгаваревать с кавалерами. Вы пазорите нашу фамилию и патаму ни далжны паивлятца в КРЕДЕНЬИ.