– С деньгами мы решили. Теперь Метхенберг. Я намеревался посетить этот город и в день святого Торстена отслужить заупокойную службу по всем достойным, погибшим в Устричном море. Мы выезжаем вечером.
– Я еду с вами. Если, конечно, это возможно.
– Разумеется, брат Ротгер.
Глава 9
Талиг. Оллария
400 год К.С. 20-й день Весенних Молний
1
Вепри на воротах встретили хозяина золотистыми искрами, словно улыбнулись. Даже странно, каким живым может стать металл. Радостно блеснули окна, знакомо простучали по добросовестно выметенным плитам копыта… Как же все-таки чудесно возвращаться домой! Ричард ожидал чего-то подобного от встречи с Надором, а нашел разруху, нотации и холод. Старый замок был тосклив и болен, стань он человеком, ему бы не захотелось жить. Может, поэтому Надор и рухнул? У всего есть предел, даже у Скал, а хранить родовое гнездо оказалось некому – Щит был отдан Манлию…
– Что нового, Эмиас? – Дикон не нуждался в отчете, он просто наслаждался встречей. Старые тополя во втором дворе и те казались родными.
– Все хорошо, монсеньор, – камердинер не позволил бы себе фамильярности, даже начнись пожар, – все ваши распоряжения выполняются. Граф Штанцлер…
– Он здоров?
– Граф не приглашал к себе врача.
Эр Август не будет откровенничать с камердинером, но врачей старик любит. Раз не приглашал, значит, все хорошо.
– Монсеньор, осмелюсь доложить…
– Церковь заперта?
– Как вы приказали.
– Откройте. Немедленно…
Золотистый сумрак прихожей, тщательно натертые ступени, багряный, прижатый медными прутьями ковер. Лестница в безукоризненном порядке, как и сам храм. Ни пылинки. Лампады полны масла, в вазах свежие цветы, а ведь хозяина ждали не раньше, чем через десять дней. Эмиас не Джереми и вряд ли закроет господина собственной грудью, но слуга он образцовый.
– Все в порядке, монсеньор?
– Да.
– Монсеньор…
– Все в порядке, спасибо.
Да, все в порядке, если не считать пустой ступеньки. На ней лежал меч Ветра и должен был лежать, пока его не поднимет Карл Борраска. Конечно, во дворце реликвия в безопасности, но Рамиро доверил ее Окделлу. Собрату по верности.
Меч Боррасок и кинжал Алана становились залогом союза Скал и Ветров. Залогом Чести и искупления. Алан ошибся, обвиняя Рамиро. Ошибся и Ричард, отдав меч Альдо. Рыцарь, у которого украли даже балладу, обратился к потомку своего невольного убийцы, а тот не понял, как не понял некогда сам Алан. Предок верил в благородство Эрнани, потомок – в избранность Альдо. Зря.
Усилием воли юноша оторвал взгляд от пустого, чистого мрамора. Стоящий за спиной Эмиас расценил это по-своему.
– Прикажете подать домашнее платье? И что заказать повару?
– Что заказал граф Штанцлер?
– Сваренного на пару цыпленка и овощи. Монсеньор, граф Штанцлер уехал. Ему назначена аудиенция у ее величества.
– Когда?!
– Не могу знать. Дворцовый курьер прибыл около полудня. Граф Штанцлер оставил письмо.
– Принесите.
Катари все же простила! Ссоре конец, хотя какая это ссора? Все они, как могли, приближали победу Раканов, и не их вина, что Кэртиана отвергла былых избранников. Теперь, убедившись в этом, можно искать иные пути, не становясь предателями. Они со Штанцлером убедились, а Катари… Женщине не место на войне, даже лучшая из женщин никогда не поймет, чем живет мужчина. Она станет жалеть проигравших и защищать узников только потому, что те в цепях.
– Письмо, монсеньор.
«Мой мальчик, я вынужден нарушить данное тебе слово и поспешить на зов моей королевы. Я никогда не усомнюсь в ее сердце и буду счастлив отдать ей те силы, что у меня еще остались, но я слишком много знаю о некоей графине и слишком не доверяю некоему генералу, чтобы уехать, не простившись с тобой, как если б я покидал твой кров навсегда.
Я не сомневаюсь, что письмо Ее Величества подлинное, я, слава Создателю, еще не разучился распознавать подделки, иначе ни меня, ни Катарины Ариго давно не было бы на свете. В том, что мы поймем и простим друг друга, я тоже не сомневаюсь, но обратно я могу не вернуться. Не думаю, что упомянутые мной генерал или графиня, которая прибывает уже завтра, пойдут на убийство, но они достаточно влиятельны, чтобы вернуть меня в Багерлее или же вывезти из города, заручившись приказом кого-либо из будущих регентов. Я опасаюсь, что аудиенция связана с подобным требованием. Однажды Ее Величество уже спасла мне жизнь, было бы слишком самонадеянно рассчитывать на это вновь, тем более что тайного выхода из апартаментов королевы нет.
Если я внезапно скончаюсь или же бесследно исчезну, знай: все, чем я еще владею, переходит к тебе. Это немного, но Окделлы небогаты, особенно после гибели Надора и в случае возвращения даров Альдо в казну. Единственная из принадлежащих мне вещей, что завещана не тебе, это шкатулка с монограммой «А», которую тебе передаст один из моих друзей, ныне находящийся в отъезде. Это память о великой женщине, и она должна перейти к ее соотечественникам. Мне следовало передать ее раньше, но к старости мы не только начинаем бояться смерти, но и становимся сентиментальными. Перечитываю свое письмо и убеждаюсь в этом еще раз. Надеюсь, мальчик мой, что я вернусь и сожгу его, если же нет, прими мое благословение. Я одинок и бездетен, но в тебе вижу своего сына, только много лучшего, чем я смел бы надеяться. Будь счастлив и не оставляй Ее Величество одну, ей больше некому довериться.
Твой эр Август…»
Ричард перечел письмо дважды, но эта задержка была единственной. Не прошло и десяти минут, а юноша уже сидел в седле. Стук ворот, отскочивший от бронзовых вепрей луч, сорвавшаяся в галоп Сона… Он должен успеть, значит, он успеет!
2
Сверкая благородной сединой, его крысейшество выказывал свои претензии. Обоснованные, ведь хозяин нагло провел вне дома без малого трое суток. Конечно, случались и более длительные отлучки, но исключительно по служебной надобности, с которой Клемент был готов мириться. Как крыс узнавал, чем занят и занят ли его человек, оставалось загадкой, но усталого маршала Клемент встречал дружелюбным писком, а удачливого любовника – возмущенным верещанием. Подношение, хоть и не было отвергнуто, сердца его крысейшества не смягчило. Клемент грыз печеньице, не переставая браниться. Он был прав, но Эпинэ прощения просить не стал.
– Да, – твердо сказал он, – я ночевал у друзей, а тебе там не место. Эвро съест.
Клемент заверещал громче, и Робер торопливо убрал со стола недопитый бокал – пребывая в расстроенных чувствах, крыс сбрасывал на пол все, что было ему по силам. В первую очередь то, что бьется.