– Я знаю, кто такой Рокэ Алва, и я помню, что я – Ричард Окделл, – холодно произнес Дик. – Когда я буду освобожден от присяги, я выясню свои отношения с герцогом раз и навсегда, но Айрис не должна страдать.
– Айрис, – лицо Наля стало мечтательным, – она необыкновенная… Таких девушек больше нет…
Айрис и впрямь очень хорошая, и ей сейчас почти столько же лет, сколько было Катари, когда ее выдали замуж за Фердинанда.
– Айрис выйдет замуж по любви и за того, за кого хочет, – твердо сказал Ричард.
– Да, да, конечно. – Плечи кузена поникли. Бедняга, он и в самом деле влюблен, но куда ему!
– Что ты будешь делать? – Реджинальд справился с собой, он, как и Эйвон, сначала думал о других и лишь потом о себе.
– Пока ничего. Подожду, пока все утрясется.
О письме Катари он не скажет. Ни кузену, ни кансилльеру знать об этом не обязательно. Кончено, эр Август все узнает, но будет поздно. Приглашение Ее Величества матушка отвергнуть не посмеет – она очень уважает Катарину Ариго и все ее семейство.
– Эрэа недовольна.
Недовольна – это мягко сказано! Он ускакал из Надора, не попрощавшись с матерью и позабыв о сержанте Гоксе и его людях. Нужно написать в Торку, Гокс еще там…
– Пойми, Наль, я не могу позволить погубить Айрис ради старой вражды.
– Да, конечно, – лицо Наля выражало полнейшую растерянность, – но что мы можем? Ты поживешь у меня?
– Нет, я еду домой, – бездумно ответил Дик и по лицу кузена сообразил, что ляпнул что-то не то.
– То есть, – уточнил Реджинальд, – к Рокэ Алве?
– Да.
Святой Алан, у него и впрямь другого дома нет!
3
Епископа Оноре сопровождали двое. Хмурый крепыш и высокий светловолосый парень. Юноша казался приятным, но Его Высокопреосвященство сразу отметил слабый подбородок и слишком мягко очерченный рот. С такой мордочкой проще всего жить, прячась за юбку жены или матери. Эсператистская церковь слабаков не жалует, а сей молодой человек явно, случись что, начнет бестолково кудахтать и махать руками. Зато сам епископ приятно удивил. Он или был отменным притворщиком, или и впрямь хотел мира и любил ближних, но при этом не был ни блаженным, ни глупцом.
– Ваши спутники, почтенный Оноре, вероятно, голодны…
Решится на разговор без свидетелей или нет?
– Если хозяева будут столь милосердны, что возьмут на себя заботу о моих братьях, – агарисец улыбнулся, – мое сердце исполнится благодарности.
– Пусть… – Сильвестр вопросительно поднял бровь.
– Брат Пьетро и брат Виктор, – подсказал эсператист.
– Пусть Пьетро и Виктор идут прямо по этой дорожке, справа они увидят увитый диким виноградом одноэтажный дом. Они поспеют как раз к полуденной трапезе.
Эсператисты поклонились и ушли. Значит, Оноре уполномочен вести тайные переговоры.
– Я хочу быть откровенным, – агарисец не стал ходить кругами, Сильвестру это понравилось. – Пятеро из семи магнусов сошлись на том, что мир между нашими церквями предпочтительнее вражды.
– Ордена Истины и Славы считают иначе.
Не Славы, Чистоты, но лучше излишней осведомленностью не щеголять.
– Леонид из ордена Славы на нашей стороне. Магнуса Клемента поддержал орден Чистоты.
– Я полагал, сии достойные клирики блюдут чистоту в несколько ином смысле, – откликнулся Его Высокопреосвященство и чуть не расхохотался, потому что его устами заговорил Ворон.
– Юстиниан думает о политике, а не о цели, которой должно служить, посвятив себя Создателю, – то ли Оноре не понял шутки, то ли не счел нужным понять, – но Юстиниан и Клемент не пойдут против воли конклава.
– Я также буду откровенен, – Сильвестр решил по возможности избегать обращений, они подчеркивают различия, а обстоятельства требуют искать сходство, – когда придет наш черед, мы ответим за то, что сделали, и за то, что не сделали, но сейчас меня волнуют дела земные.
Талиг готов на уступки. Пусть Агарис прекратит поддерживать Раканов и убедит их перебраться, скажем, в Алат к брату принцессы Матильды, которой отныне придется называть себя герцогиней. В ответ мы согласны открыть в Олларии и ряде других городов эсператистские храмы и разрешить тем, кто тайно исповедует эсператизм, делать это открыто.
А исповедуют его лишь огрызки Людей Чести и проныры, полвека назад поставившие на королеву Алису. Простой люд привык к олларианству, которое обходится верующим намного дешевле. Если господа Придды и Карлионы открыто примутся молиться по старинке, они выстроят между собой и простыми талигойцами очень высокий забор. Жаль, Штанцлер с Ее Величеством не попадутся на эту удочку, хотя… Его Высокопреосвященство улыбнулся:
– Мы не станем чинить препятствий никому, кто желает читать молитвы на гальтарском, а не на талиг, но будем преследовать, как двурушников и святотатцев, тех, кто станет зажигать свечи пред двумя алтарями.
– Это справедливо, – наклонил голову Оноре, – тот, кто верует, не должен предавать своей веры. Святой Престол запретит отпускать грехи тем, кто не провозгласит себя открыто сыном Истинной Церкви.
– Когда Раканы покинут Агарис?
– Святейший Эсперадор попросит об этом молодого Альдо и Матильду Алатскую, как только я привезу подписанный договор.
– Как только Раканы покинут Агарис, Его Величество огласит указ об открытии в Олларии храма… Вы сами можете избрать святого или праздник, коему будет посвящен храм, но в Талиге чтут святую Октавию.
– Я согласен, – просто сказал Оноре, – если две наши церкви прекратят вражду в праздник святой. Пусть Октавия Агарская станет Светлой Покровительницей храма в Олларии.
– Я предлагаю провести в канун праздника публичный диспут, – бедный Авнир, как он огорчится, когда поймет, что его познания не пригодятся, – и мы будем не обличать еретиков, но мириться с ними, в аббатстве Ноха сохранился зал теологических дискуссий. Мы можем начать с различий и доказать, что они не столь существенны.
– Это и в самом деле так, – улыбнулся Оноре. Неужели он и впрямь святой? Тогда как вышло, что он подчинил себе Эсперадора и навязал свою волю конклаву? – Я много размышлял о разнице меж догмами Истинной Церкви и основами олларианства и пришел к выводу, что они не столь велики. Чем дальше думаю, тем больше убеждаюсь, что разделяет нас мирское, а не горнее.
– Да, – Сильвестр чуть ли не в первый раз в жизни ломился в открытые ворота, это было удивительно странное чувство, – я полагаю, эсператистский целибат имеет сходную основу с институтом майоратов. Дробить церковную собственность было столь же опасно.
– Вы полагаете, диспут следует начать с обсуждения этих институтов?
Его Высокопреосвященство медленно покачал головой:
– Нет, тема целибата может показаться фривольной. Затронув ее, придется говорить о весьма неудобных для лиц нашего положения вещах. Лучше обсудить необходимость существования орденов. Я могу начать с того, что вычленение семи ипостасей Создателя является умалением Его и идолопоклонством.